– Ты найди мне что-нибудь хорошее в человеке и оправдай его!
Тогда аплодировали оправдательным приговорам.
И змеиный шип злобного обвинения не смел раздаваться нигде.
Было ли это умно?
Не троньте! Великодушно.
– Адвокатская семья! – почтительно шутили, – муж, Шубинский, защитник. Жена, Ермолова, защитница, – и выиграла куда больше, куда труднее процессов![12]
Кого бы ни играла Ермолова, – она защищала.
«Защитительным инстинктом» эта защитница, – от благоговения пред чудным даром, чуть не сказал «заступница», – она находила оправдывающие обстоятельства.
Находила…
В сорокалетний юбилей позволяется уж говорить правду?
Выдумывала иногда. Но от доброго сердца!
– Окружала персонаж атмосферой какого-то невысказанного страдания «ещё до поднятия занавеса».
С первого слова голосом, тоном говорила нам:
– Она много страдала!
И давала нам возможность вынести если не совсем оправдательный приговор, то всё же признать:
– Заслуживает снисхождения.
Что в те защитительные времена и «требовалось доказать».
Всех персонажей, каких она играла, она играла всегда симпатичными.
Сходилось ли это всегда с намерением автора?
Я не думаю.
Весьма не думаю.
Не думаю, например, чтоб г. М. Чайковский, создавая свою Елену Протич в «Симфонии», – воображал, что женщина добрых 40-45-ти лет, много видевшая и перевидавшая в жизни, действительно, полюбила.
– В первый раз.
Как играла М. Н. Ермолова.
Думаю, что, скорее, по его мысли, Елена Протич любила:
– В последний раз.
Но «в первый раз»:
– Трогательнее.
– Защитительнее.
– Оправдательнее.
И Ермолова играла:
– В первый раз!
И над Еленой Протич были пролиты всё омывающие слёзы:
– Всю жизнь она не знала любви. И в 40—45 лет полюбила в первый раз. И как печально это вышло. Бедная! Бедная!
И вышла она из театра «оправданной с гордо поднятой головой».
Как выходили в то время из суда симпатичные подсудимые.
М. Н. Ермолова играла не всегда, – далеко не всегда! – ту пьесу, которая была написана.
Она не всегда шла в ногу с автором.
Но в ногу шла со своим добрым, хорошим, великодушным временем.
Счастлив тот артист, – литератор, живописец, актёр, – в котором время его отразится, как небо отражается в спокойной воде.
Кто отразит в себе всё небо его времени, – днём со всей его лазурью, ночью со всеми его звёздами.
Национальной святыней пребудет такой художник, и критика, даже справедливая, не посмеет коснуться его и омрачить светлое шествие его жизни.
Имя его превратится в легенду.
И ослеплённый зритель будет спрашивать себя:
