Ольга Петровна.
Мы бы и уѣхали, но мужа не пускаютъ изъ службы.
Графъ.
Кто-жъ его можетъ не пустить?
Ольга Петровна.
Не то что не пускаютъ, а просятъ остаться, потому что Вуландъ умеръ, вновь назначенные на мѣста люди совершенно неопытны, ты старъ и часто бываешь боленъ.
Графъ.
Опять я!.. Но я просилъ бы васъ покорнѣйше оставить меня въ покоѣ: боленъ ли я, здоровъ ли, вамъ рѣшительно нѣтъ до этого никакого дѣла.
Ольга Петровна.
Нѣтъ, папа, мнѣ есть до этого дѣло и большое: твой докторъ прямо мнѣ сказалъ, что если ты также усиленно будешь заниматься твоей службой, какъ прежде занимался, такъ жизнь свою сократишь.
Графъ.
Какой прозорливый докторъ и какъ эти слова его должны тебѣ нравиться.
Ольга Петровна.
Ты, папа, кажется, не хочешь понять ни чувства моего, изъ котораго я тебѣ это говорю, ни того, что я хочу тебѣ сказать.
Графъ.
Къ несчастiю, я все очень хорошо понимаю!.. Все!.. Тебѣ хочется спихнуть меня съ моего мѣста и посадить на него твоего мужа – вотъ чтó хочется тебѣ сдѣлать!
Ольга Петровна.
Да, папа, я очень желаю, чтобы ты вышелъ въ отставку, и чтобы на твое мѣсто поступилъ мужъ.
Графъ (горько усмѣхнувшись).
Откровенно сказано!
Ольга Петровна.
Совершенно откровенно!.. Другая на моемъ мѣстѣ стала бы, можетъ быть, хитрить, скрытничать.
Графъ.
И знаешь: это гораздо было бы лучше!.. Гораздо!.. Есть такого рода откровенности, которыя требуютъ большой безсовѣстности, чтобы высказывать ихъ.
Ольга Петровна (нѣсколько смущенная этими словами).
Только не передъ тобой, папа!.. Ты самъ добротой своей ко мнѣ прiучилъ меня быть совершенно откровенной съ тобою и хоть тебѣ и непрiятно теперь выслушивать меня, но я все-таки хочу высказать еще нѣсколько моихъ резоновъ…
(Графъ дѣлаетъ нетерпѣливое движенiе).
Ольга Петровна.
Я объясню все въ короткихъ словахъ: тебѣ и Алексѣю Николаичу нельзя вмѣстѣ служить, – это уже рѣшено!.. Тебя, разумѣется, если ты самъ не пожелаешь того, не тронутъ: за тобой слишкомъ много заслугъ и ты слишкомъ много уважаемъ, чтобы тебя захотѣли огорчить! Поэтому пострадаетъ тутъ бѣдный мужъ мой; ему дадутъ плохонькое мѣстечко или просто даже велятъ подать въ отставку, – словомъ, его карьера, такъ блистательно имъ начатая, будетъ подсѣчена въ корень. И сверхъ всего: мы будемъ обречены на бѣдность, потому что у Алексѣя Николаича ничего нѣтъ…
Графъ (перебивая дочь).
А триста тысячъ, которыя онъ взялъ съ Калишинской компанiи?
Ольга Петровна.
Алексѣй Николаичъ тебѣ говорилъ, куда ушли эти триста тысячъ, и если ты, папа, вздумаешь этими деньгами сдѣлать какой нибудь вредъ мужу, то я буду требовать отъ тебя пяти тысячъ душъ материнскаго состоянiя, изъ котораго тебѣ слѣдовала только седьмая часть.
