Призвание: маленькое приключение Майки | страница 79



По стенам, по столам,
Плюра-вам, плюра-нам… —

сложились смешные стишки.

Кто главный?

Никифор вел Майку в очередном неизвестном направлении. Лицо его было сосредоточенным, а шаг таким стремительным, что девочка едва за ним поспевала.

— Скажите, а кто у вас самый главный? — на бегу спросила Майка.

— Зачем нам главный?

— Как зачем? Чтобы руководить.

— Зачем руководить, если каждый и так занимается своим делом? — Никифор, видимо, опять валял дурака.

— Так не бывает.

— А как, по-твоему, бывает?

— Не знаю, по-разному. Всегда кто-то раздает приказы, а кто-то их исполняет. Иначе порядка не будет.

— Настоящий порядок бывает не там, где к нему принуждают, а там, где все его хотят. Вот прикажу тебе в школу не ходить, ты меня послушаешь?

— А почему я не должна ходить в школу? — с надеждой спросила Майка.

— Ага! Вот видишь? — вскричал провожатый. — Тебе нужно объяснение, а приказы не обсуждаются. Нет и все.

— Нет и все, — повторила Майка. Школу она не очень любила.

— Да, обычно мы так и говорим, — кивнул Никифор, — «Приказам — нет!». Нет и все. В «Детском мире» предпочтительней убеждение.

— Как это?

— Мы приводим доводы «за» и «против», размышляем сообща, спорим, ругаемся даже, а потом голосим.

Майка хихикнула:

— Болтологию разводите?

Это смешное слово папа часто говорил маме, если она с ним не была согласна и объясняла почему. Говорить-то он говорил, но в итоге соглашался, потому что мама перечила папе редко и только в очень особых случаях. У Яшиных главой семьи назывался папа, а мама была главой папы, о чем папа любил повторять друзьям. И дядь-Коле, и Сереже Суржикову он говорил, что мама — особая глава в его жизни.

Особая.

— А давай представим, что мы решили развести болтологию по вопросу: «Надо ли Майке Яшиной ходить в школу», — предложил Никифор.

— Давайте! — девочка обожала игры в «будто бы».

— Значит так: ты будешь болтать «за», а я — «против».

— Кто первый?

— По старшинству!

Провожатый остановился, отставил ногу и, устремив вперед руку, как на том портрете у бабки, заговорил:

— Безобгазие! Наши дети! Наше будущее! Они томятся в оковах чуждого им обгазования! Устают зазгя! Изучают по пять уроков в день! Все пгочь! На свалку истогии! Убгать! Пусть останутся неучами! Мы сделаем их винтиками одной большой машины во имя Идеалов! Да! Так! Именно!

Голос Никифора сделался картавым, а взгляд озлился. От неожиданности у Майки случилась кратковременная иллюзия: ей показалось, что костюмные брюки Никифора позеленели и распузырились до старомодных галифе, подбородок оголился, а под носом зачернился кустик смешных, как у клоуна, усов.