Вид с холма | страница 21




Вообще, чем больше обдумываешь роман, тем понятней становится механизм авторских «доворотов». Каждую «нашу» трудность, каждый «наш» кризис, который, быть может с издержками, но был благополучно преодолен, он в своем мире переводит в открытый конфликт, непременно достигающий максимума. Подбрасывает поленья в огонь, раздувает искры до лесного пожара. Метод, конечно, весьма эффектный, но при многократном использовании вызывающий законное недоумение. Нельзя же каждый раз наступать на грабли! Неужели автор считает, что конфликты могут быть разрешены лишь с помощью силы? Неужели он ничего не слышал о компромиссах? Об искусстве переговоров, переводящих конфликт в позитивные координаты? Об улаживании острейших противоречий мирным путем? Наконец, дозволено будет спросить, — об инстинкте самосохранения, присущем как обществу, так и человеку?


Подчеркнем важный момент. Мы вовсе не требуем от автора строгой документальности. Следование непреложным фактам, «имеющим быть», подчинение настоящего прошлому обязательно только для мемуаров. В художественном произведении — свои постулаты, свой универсум, сшивающий реальность и воображение. Автор — это не ученый, устраняющий из рассуждений все личное, автор — это алхимик, создающий нечто из ничего. Индивидуальное видение событий здесь только приветствуется. Это, однако, не означает, что в беллетристике допустим любой произвол. В том-то и дело, что, отказываясь от формальной логики, от евклидовой геометрии, где параллельные линии никогда не пересекаются, автор попадает в пространство логики метафизической, где законы хоть и другие, но все равно существуют. И если нарушать их на каждом шагу, если перекраивать художественное бытие в угоду замыслу, то оно мстит тем, что утрачивает достоверность, превращается в игровую иллюзию, не имеющую никаких сцеплений с реальностью. Так, к сожалению, происходит и в данном случае.


Не удивительно, что этот мир чужд герою. Причем вовсе не потому, что вползает в него зловещая тень, отравляющая существование. Это лишь внешнее проявление невозможности бытия. Подлинная причина лежит несколько глубже. Просто мир, созданный автором, устроен так, что жить в нем нельзя вообще. Он настолько уродлив буквально в каждом своем проявлении, настолько искусственен, нарочит, выморочен, искажен, настолько лишен воздуха бытийного правдоподобия, что любой реалистический персонаж, должен интуитивно или осознанно стремиться из него выбраться. Куда угодно. В любую другую реальность. Пусть многократно хуже, зато обладающую подлинной жизненностью. Только прочь из паноптикума, вращающегося в пустоте. Прочь из танцев, изматывающих вялой бессмысленностью движений. Собственно, так и поступает главный герой.