— Не надо десять.
— Почему? — удивилась Лилька.
Я дернул плечом, потому что сам не знал почему, и веско повторил:
— Не надо десять, я сказал. Семь нормально.
— Тогда надо не помадой, а кровью, мне говорили, — вредным голосом сообщила Настька.
— Не надо кровь, — сказал я еще резче.
— Да у меня вот, я сегодня стукнулась, об батарейку прямо, могу прямо расцарапать, — торопливо заговорила мелкая девчонка, имени которой я не знал. Ее-то кто спрашивал.
У меня в глазах потемнело, голову и горло стиснул кто-то сильный и игривый, и я, стараясь не орать, повторил сквозь зубы:
— Не надо кровь, я сказал.
Девчонки затихли, глядя на меня, и поспешно отвернулись. Я обнаружил, что сижу в позе обезьяны, готовой к прыжку, со скрипом и усилием расслабился, расцепил зубы и сказал:
— Нельзя так, девчонки. Это же кровь.
Девчонки постарше переглянулись и, кажется, хихикнули, дуры. Лилька забурчала, но зеркало поставила, раздраженно отобрала очередную вафлю у Камиллы, а на злобно шепчущую Настьку цыкнула. Правильно. Пусть помнят, под чьей крышей сидят.
Я отошел от нечаянного психа и, чтобы разрядить обстановку, спросил:
— А дальше что? Все за руки и хором «Пиковая дама, появись», да?
Лилька посмотрела на меня презрительно и сказала:
— Короче, давай я буду объяснять, а остальные слушать, а?
— О-о, — протянул я и откинулся на подушку.
И кажется, задремал. Не Лильку же слушать. Да и день был сегодня нервный, организм, видать, переутомился, вот и соскакивал в офлайн-режим.
Заметный кусок действия я заспал. Голову унесло быстрой водой, на поверхности почти неуловимо мелькали картинки: я бреду в тапках по холоду, мама плачет, папа сияет, дед стонет, врач ругается, из шприца струйка салютиком вверх, спичка ширкнула, яркий свет наезжает на голову и полосами ползет вниз, как изрезанный белый войлок, и сразу темно и шепот, девчонки свет выключили и бормочут что-то, дурочки, синяя фигурка прошла и остановилась, вглядываясь, пахнет свечкой, Дилька распахнула рот, оттуда выпал треугольный кусок, как из ледяного арбуза, не хочу больше, а вода бежит, играя бликами, за которыми почти не видны ребра багровой лестницы, и алое пятно, зацепившееся за ступеньку, мутно шевелится, лишь иногда взыгрывая на поверхности красным лоскутом. Красным рукавом. Красной кофты.
Я распахнул глаза, силой, дуром, вздохом удерживая себя от вопля, вскакивания и набивания кому-нибудь чего-нибудь. Удержался, молодец, даже сетка не скрипнула.
