Третий, со знакомым лицом, вскочил из-за стола, засуетился, стал собирать бутылки.
— Пошли, ребята, — заботливо приговаривал он, — пошли, хозяин — со смены, пускай отдыхает.
— Эт-то еще что?! — гневно осадила его Вера. — Не трогай бутылки! Я тебе дам — «пускай отдыхает». А ты чего стоишь? — накинулась она на Максима. — Встал как пень. Садись! — лицо ее побагровело, глаза сузились.
— Ох, она ему сейчас и зафуярит! — с восторгом взвизгнул Николай.
Максим вдруг почувствовал жуткую злость.
— Что это значит, Вера? — спросил он тихо. — Что за бардак?
— Барда-ак?! Ах ты, сопля! Гад ментовский! Не желаешь с моими друзьями за стол сесть? А чем они хуже тебя… Вонючка!
Максим вздрогнул и, плохо соображая, что сейчас произойдет, шагнул к Вере. Она завизжала и отпрянула, и тут же: «А-а, падла!»— схватив бутылку и оскалившись, вскочил Николай.
— Две собаки дерутся, третья не приставай, — Михаил взял дружка за руки, — две собаки…
— Пошли, ребята, — внушительно вмешался третий и, повернувшись к Максиму, вдруг подмигнул: — Не признали? Я же вам стенной шкап делал. Запрошлый год еще.
— Если друзья, тогда — другое дело, — сразу смилостивился Николай. — Тогда ладно, хрен с ним, пошли. Мишка, идем! А ты гляди, бабу не трожь, понял? Проверю, понял — нет?
— Две собаки дерутся, третий не приставай, — рассудительно напомнил Михаил уже в дверях. Бутылок они не взяли.
После их ухода Вера учинила скандал:
— Ты так, да? Ты так? Выгнал на улицу моих лучших — луч-ших! — друзей! Да ты-то сам кто такой? Подумаешь, дерьма-пирога, кандидат наук, цаца! Видали мы таких, навидались! Да такие мужики, как Мишка с Колькой, если хочешь знать, в тысячу раз лучше, потому что честнее, не болтают и ничего из себя на строят, что думают, то и говорят. А вы?! Да они, если хочешь знать, с тобой на одном поле и с…ь не сядут! Что рот разинул? Не слыхал таких слов? Небось, не такое слыхал, все вы из кожи вон лезете, чтобы выглядеть интеллигентами. Не выйдет, зря стараешься, из хама не сделаешь пана, а из дерьма — профессора! Детдомовская шпана ты, вот ты кто! Ублюдок! Тебя родина воспитала, понял? И ты теперь в неоплатном долгу! — Она захохотала, схватила со стола тарелку и кинула в стену, плюнула на пол, хотела плюнуть Максиму в лицо, но он сжал ее запястья и заломил ей руки за спину. Громко вскрикнув от боли, она попыталась его укусить, принялась рыдать, материться, потом стала тихо стонать. — Пусти, мне больно. Пусти! Сломаешь руку!
