Мимо университета Губин вышел к вокзальной площади.
Будку телефона-автомата он увидел сразу, как очутился в прохладном и пустом помещении вокзала. Рядом разменное окошечко. Закрытое. Очевидно, по случаю выходного. В кармане нашлось всего две монеты. Губин почему-то очень волновался, набирая Юлькин номер. Трубку сняли сразу, точно ждали звонка, и он отчетливо и близко услышал голос жены.
— Маруся! — быстро сказал Александр Николаевич, кладя вторую монету, так как первая сразу провалилась. — Как вы там? Говори скорее, у меня…
— Алло! Алло! — кричала Маша. — Перезвони, не слышно!
— Маша! Подожди! Маша! — бессмысленно повторял Губин. Шелкнув, провалилась и вторая монета.
— Ну что же это, Господи! — горестно произнесла Маша, и раздались короткие гудки.
Из будки Александр Николаевич вышел весь потный. Голос жены показался ему напряженным, нервозным… не таким, как бывает, когда злишься, что плохо слышно, а… Нет, случиться ничего не должно было, но… а вдруг что-то дошло? Чушь собачья! Даже если на этом теплоходе, в самом деле, есть кто-то, кто может… так ведь теплоход, между прочим, еще не в Ленинграде… Конечно, существует почта и… опять же телефон… А ведь у Губина есть скверное качество — плохая память на лица. И сколько раз уже бывало: его узнают, а он нет, и потом обида… Да ерунда же! Псих. Называется, отдохнул. От такого отдыха придется лечиться. А пока без паники, нужно просто позвонить домой. И станет ясно, кто у нас мнительный идиот.
Губин обвел взглядом зал, народу никого. Закрытый аптечный киоск, на стене расписание. Поезд на Ленинград в 22.50… А кассы, очевидно, на втором этаже… Конечно, кассир навряд ли станет менять деньги, но попробовать стоит.
Однако, поднявшись по лестнице, Губин обнаружил только вход в ресторан. И дверь, ведущую на перрон. Неизвестно зачем, он вышел на платформу, повернул направо, побрел, оглядываясь по сторонам в поисках какого-нибудь работающего киоска, и вскоре оказался перед стеклянным павильоном. Да, это был кассовый зал. Губин вошел внутрь.
Странно — и тут народу почти никого, вон у суточной кассы только одна женщина. Александр Николаевич подошел ближе, и, когда был уже в двух шагах, женщина внятно сказала: «До Ленинграда». И сунула в окошко десятку.
Губин вдруг почувствовал, что у него колотится сердце. Он не отрывал взгляда от кассы, ожидая, что сейчас оттуда послышится привычное: «На сегодня ничего нет». Но в кассе молчали, а через полминуты женщина уже держала в руках билет и сдачу.
