В сорок лет Губин был уже замом главного инженера и одновременно главным технологом. Гриша в это время возглавлял Центральную заводскую лабораторию. Он давно уже защитился, диссертация была блеск, но Губин не завидовал, для себя он ждал другого: старый бурбон-директор должен был вот-вот уйти на пенсию, а тогда в его кресло сядет Гена Воробьев, Губина непосредственное начальство. И порекомендует в главные своего заместителя. А кого же еще? Губин Воробьева всегда устраивал, не один год проработали вместе. И со стороны обкома тут вряд ли какие возражения — биография у Губина в порядке. И взысканий особых нет.
Старый директор ушел только через три года. Назначили действительно Воробьева, и, кажется, больше всех был этому рад Гриша Сушанский: Губин станет прекрасным главным, у него для этого все данные, ежу ясно. Потому что для сей должности основное: четкий рациональный ум, хладнокровие и культура, способность с минимальными жертвами выходить из безвыходных положений. Ну… а идеи, создание нового при полном отвращении к нему всех и каждого, от кого зависит внедрение этого нового, — Грише. Да ведь с Губиным, чем черт не шутит, идеи-то, глядишь, и реализуются!
Губин с Гришей десять раз все обсудили и спланировали, даже набросали проект новой структуры технических служб. Все выходило замечательно, препятствий впереди никто не видел. Молодые были еще…
Воробьев выслушал только что назначенного главного инженера внимательно, не перебивал, но, когда Губин назвал фамилию Сушанского, скривился и со скучным лицом сказал, что нет, не пойдет, хватит с него ЦЗЛ. «Это почему же?»— взвился Губин. «Потому». — «Нет, а все же?» — «Ты не понимаешь?» — «Не понимаю! И… вообще, людей надо подбирать по деловым качествам! И что значит «хватит с него ЦЗЛ»? Это не ему надо, заводу надо!..» Директор молчал, рисовал в блокноте орнамент — ромб, по углам какие-то листья, на пересечении диагоналей круг. Когда Губин остановился, чтобы набрать воздуха для новой фразы, поднял глаза и негромко спросил: «Ты что, дурака валяешь? С неба свалился?.. А главное, есть другая кандидатура». — «Интересно, какая?» — «Утехин». — «Кто-о?! Ну, знаешь… И потом, он же секретарь парткома. Освобожденный!» — «А тебя устраивает такой секретарь? — Голос директора был невозмутим. — Нет, ты прямо скажи, хочешь, чтобы он тобой руководил по своей линии? Хочешь или нет? Не надоело еще? Мне вот надоело, мне тут помощник нужен, а не болтун. С райкомом я договорился, скоро перевыборы, мы его и…» — «Допустим, — все еще топорщился Губин. — Но почему именно в главные технологи? Мне в заместители такого болвана! Спасибо!» — «А куда я его дену? За ворота? Права не имею. Назад, в цех, старшим мастером? Из этой должности он уже вырос, не согласится. У него за эти годы связи образовались и, между прочим, опыт работы с людьми! Короче, райком рекомендует. А мне с ним жить, с райкомом… И чего уж ты так взъелся? Ты же станешь его начальником, вот и скрути в бараний рог, заставь работать». — «А Сушанский?..» — «Что — Сушанский? Плохое у него место? Зачем ему лишняя хвороба? Пускай сидит спокойно, не рыпается, делает свою докторскую. И все с этим. Ругаться сейчас из-за него с райкомом я не буду, извини».
