Это была, пожалуй, самая длинная фраза, какую Губин слышал от нее за все время знакомства. И он решил, что обязан честно отсидеть тут до самого закрытия.
Потом, когда они мирно ели мороженое (музыканты, слава Богу, взяли тайм-аут), Катя задумчиво сказала:
— Жалко, выпить больше нечего, а то у меня есть тост. За Александра Николаевича и вообще за его поколение. Только мужчины вашего возраста — настоящие джентльмены, я уж давно заметила.
— Не то что наши — одно хамство и самомнение. Уверены, что женщина должна за ними, как бобик, — поддержала ее Ирина. — Женщины, конечно, тоже виноваты. Раньше девушка умела себя поставить… а сейчас — только бутылку поставить. Вот моя мама: я, говорит, в молодости королевой была, три раза замуж выходила, и ни один сам не ушел, всех я бросила, а вы, говорит… никакой гордости!
— Кто уж очень шибко гордый, один и кукует… — глядя прямо перед собой, сказала Катя.
Губин вздохнул, а потом улыбнулся и сказал девушкам, что в двадцать лет был таким же неотесанным балбесом, как их нынешние приятели, и только теперь, прожив целую жизнь, достиг высочайших вершин воспитанности: умеет подавать даме пальто, уступать ей дорогу и даже дарить цветы.
— Боюсь, — закончил он, — что галантными способны быть только старики, это дело наживное. Повзрослеют ваши кавалеры, станут и они внимательнее. Никуда, негодяи, не денутся.
Тут Лиза покачала головой, посмотрела Губину в глаза и, опять покраснев, заявила:
— Вы никакой не старик… Вы… Ну какой же вы старик?
— Да и наши знакомые вовсе не мальчики, — заметила Катя. — Мы-то ведь тоже… Вот вы все говорите: «девочки», а нам с Ириной по тридцать пять уже… Ладно. А вообще замечательный получился вечер. Все благодаря вам. Спасибо. Давно так не было — чтобы с умным человеком посидеть, поговорить… И… спасибо!
Александр Николаевич очень устал, хотелось лечь. Но когда светильники в баре настырно замигали, давая понять, что веселье окончено, у него язык не повернулся сразу распрощаться. Кроме того, перспектива опять оказаться одному в пустой каюте… И девчонки такие славные, и так не хотят расходиться…
— Зайдем ко мне, выпьем чаю? — предложил Губин. — В «титане» наверняка еще есть кипяток, а у меня — заварка. И пироги домашние черствеют.
Предложение было встречено с восторгом. Ирина и Катя сразу побежали к себе: «Во-первых, за тарой, а то стаканов не хватит, а во-вторых, у нас тоже есть один сюрпризик. Праздник так праздник».
Отсутствовали они минут десять. Это время Александр Николаевич провел вдвоем с Лизой, которая молчала, а на вопросы отвечала односложно, чем создала бы тягостную атмосферу, не будь Губину безразлично, говорит она или нет. А смотреть на Лизу было приятно — как она плавно движется по каюте, как ловко протирает казенные стаканы и очень осторожно, боясь разбить, ставит на стол его чашку. «Да ведь она красивая! — удивленно подумал Губин. — А красивой женщине и не обязательно говорить. Даже лучше молчать. Красота — самостоятельная ценность, ей не требуется приправы в виде остроумия или интеллектуальных изысков, и природа это учитывает».
