– Это было захватывающее чтение, – отозвался дворецкий. – Я особенно оценил ту часть, где вы признаете собственную неспособность к исполнению супружеского долга в постели. И пятно от слезы на этих строках…
– Это не слеза, – раздраженно произнес Пирс. – Это бренди, болван.
– Отлично, – произнес Прафрок. – Мне тошно думать, что вы рыдали над письмом. И что вы стенаете в своей одинокой постели.
– Почему бы мне не стенать? – осведомился Пирс, размышляя о том, не выпить ли ему еще бокал. Пожалуй, нет. – Покажи мне мужчину с таким увечьем, как у меня, который не пребывал бы в тоске и унынии из-за мрачного будущего, которое ему суждено.
– Мрачного и ужасного, – поправил его Прафрок. – Не снижайте драматизма, особенно сейчас, в критический момент.
– Отчаяние никогда не иметь рядом достойную женщину, горечь от сознания, что липкая детская ручонка никогда не сожмется вокруг твоего большого пальца…
– И, если перейти к тому, что действительно важно, долгие годы без траханья, – закончил Прафрок.
– Это была попытка улучшить мое самочувствие?
– Предположим, оно бывало и хуже, – заметил дворецкий без всякого сочувствия.
– Где ты учился? – поинтересовался Пирс. – Ты слишком грамотный для дворецкого. Большинство дворецких, которых я знаю, ограничиваются репликами типа «как изволите, милорд». Наши разговоры должны сводиться к моим указаниям, скажем, «Прафрок, приведи мне девку». На что ты должен отвечать: «слушаюсь».
– И что толку от этого? – отозвался Прафрок. – Учитывая обстоятельства.
– Резонный вопрос, – пробормотал Пирс. – Пожалуй, пойду искупаюсь. Начался прилив.
Он вышел из замка через боковую дверь, размышляя о своем дворецком. Он догадывался, нанимая Прафрока два года назад, что тот состоит на службе у его отца – в качестве шпиона.
Но где, скажите на милость, старику удалось найти дворецкого с чувством юмора и более острым языком, чем у самого Пирса? Единственного дворецкого на свете, которого Пирс держал бы в замке, даже зная, что он чертов шпион.
Этому могло быть только одно объяснение: его отец в какой-то степени знает и понимает его. Но поскольку это было невозможно, Пирс отмел эту мысль.
Бассейн для купания был выбит прямо в скале и заполнялся водой во время прилива, защищенный от волн. Это было величественное зрелище: каменная чаша, переливающаяся, как сапфир, в лучах заходящего солнца. Море успокоилось, как это часто бывает перед наступлением сумерек, и Пирс помедлил, созерцая морскую гладь в свете угасающего дня, прежде чем раздеться.
