Избранный. Печать тайны | страница 24



– Я ждал вас.

Незнакомец обвел взглядом присутствующих и опустил голову вниз. Что-то в нем пугало, ужасало, но от него, ни на секунду нельзя было отвести взгляд.

– Поднеси мне ребенка, принц.

Турек почувствовал, как по конечностям разлилось приятное жжение. Он смог пошевелить рукой. Пальцы, сжавшись в кулак, разжались. Он вытащил ребенка из корзины и, вытянув закутанного в простынь малыша перед собой, двинулся к незнакомцу. Шаги давались с трудом. Он чувствовал тяжесть в ногах, будто к каждой из них привязали гирю. И чем ближе он подходил к незнакомцу, тем тяжелее давался каждый шаг. Вонь, гниющая, режущая обоняние, усиливалась. Незнакомец был недвижим и стоял молча, не поднимая головы. Только свечение вокруг запястий его рук усиливалось. Приятный яркий свет, плавно перетекающий к ладоням. Принц аккуратно положил малыша у ног незнакомца и выпрямился. Глаза смотрели в пол. Теперь, как и тогда при их встрече, проснулось то самое чувство страха. Турек чувствовал, как во рту неприятно отдает медью.

Незнакомец медленно поднял голову и расставил руки. Через мгновение, лежавший на земле малыш воспарил в воздух…

Яркая вспышка…
Прохладный ветерок приятно развеял волосы Турека, обдав свежестью. Он открыл глаза. Сверху на принца смотрело тихое, безоблачное небо, усыпанное мириадами звезд. Ярко светила луна. Откуда-то издалека до слуха донеслось тихое уханье филина. Принц огляделся. Рядом спокойно спал завернутый в простыню ребенок.
***
Все было готово. Пахло керосином. Фарел чувствовал, как начала кружиться голова и прикрыл нос рукавом. Совершенно не хотелось ни о чем думать. Да и это было бы излишним, неуместным. Пустым. Сколько нужно будет вина, чтобы забыть все это? Эти воспоминания, эту вонь…
Толстяк сжал кулаки и выплеснул остатки керосина на свой рабочий стол. Сердце больно сжималось в груди. Но выхода не было. Судьба поставила вопрос, определив их на грани жизни и смерти. Приходилось выбирать…. Все прежние выводы и доводы казались ошибками. Сдутым шариком, лопнувшим мыльным пузырем. Он должен был стыдиться. Но перед кем? Кого он обманывал? Уж не самого ли себя? Это низко, подло. Но не низкими ли, не подлыми были его мотивы? Он думал, что это два разных человека – сейчас и тридцать лет назад. Он думал, что изменился в лучшую сторону, забыв подробности. Умело исчезли факты. Ведь так? Так…. Не может быть по-другому. Были же слезы, были страдания. Он понимал, что все это было лишь пленкой, скрывающей наказание. Как все понятно сейчас.