Всего неделю назад, направляясь по южному коридору на вечернюю молитву, я впервые услышала ее имя. Шедшие впереди монахини переговаривались шепотом:
— Та женщина, которая была среди главарей Северного бунта, леди Маргарет Булмер…
— О ком вы говорите? — воскликнула я.
Две сестры, беседовавшие между собой, остановились и изумленно обернулись. Послушницам не дозволено столь дерзко обращаться к старшим.
— Простите меня, сестра Джоан и сестра Агата. — Я низко опустила голову, сцепила руки, потом подняла глаза.
Сестра Джоан, циркатор (в ее обязанности входило наблюдать за исполнением монастырского устава), смерила меня холодным, неодобрительным взглядом. Но сестра Агата, руководившая послушницами, не могла противиться желанию поделиться новостью.
— Последние главари бунта были привезены в Лондон, суд над ними проходил в Вестминстере, — проговорила она быстрым шепотом. — Всех признали виновными. Мужчин приговорили к повешению, включая и сэра Джона Булмера, но его жена будет сожжена на костре на Смитфилде. По велению короля.
Меня качнуло, и я вытянула руку, чтобы опереться о сырые камни стены и не упасть.
— Ужасно, правда? — прокудахтала сестра Агата.
Но ее спутница смотрела на меня проницательным взглядом.
— Сестра Джоанна, вы знали леди Булмер до прибытия в Дартфорд? — спросила она.
— Нет, что вы, — солгала я, совершив тяжкий грех.
Сестра Агата продолжила:
— Интересно, что происходит с ними… потом. Я имею в виду, разрешат ли родным леди Булмер забрать тело несчастной для захоронения? Хоть она и государственная изменница, но ведь предать земле ее надо…
Сестра Джоан смерила начальницу послушниц строгим взглядом:
— Это совершенно не должно нас заботить. Уверена, что у родных этой дамы хватит средств, чтобы потом подкупить стражников. Нас должно волновать спасение души, а не бренная плоть.
Мы дошли до церкви. Сестра Джоан и сестра Агата поклонились алтарю и заняли отведенные им места. Я сделала то же самое, проследовав в отведенную для послушниц загородку в передней части. Мое место как самой младшей находилось рядом с алтарной ступенькой. Я возвысила свой голос в молитвенном пении. Правильно пропела все антифоны.
Но мой мозг тем временем лихорадочно работал, составляя план. Я знала, что вконец запуганные королем Стаффорды не пожелают иметь ничего общего с Маргарет и не станут заниматься ее погребением. Мне невыносима была мысль о том, что моя бедная сестренка примет страшную смерть в одиночестве, что никто из тех, кого она любила, не придет и не будет молиться об облегчении ее страданий, что потом ее несчастное тело будет захоронено в безымянной могиле. Господь хотел, чтобы я присутствовала там: на этот счет я не испытывала ни малейших сомнений.
