Мириам прелестна: полногрудая Брунгильда со сверкающими волосами, с голосом, который притягивает. Маленький Поль — не человек, а фавн, некое поэтическое животное, быстрое и смешное. Он из породы выскочек. Поль считает меня красивой. Он обращается со мной, как с предметом искусства. Привратник-негр открывает дверь, Поль приветствует меня восхищенными словами, восторгается красным цветком в моих волосах, и поспешно ведет меня в салон. Мириам сидит, скрестив ноги, на красном сатиновом диване. Она действительно красавица, я же — красавица искусственная, потому что мне, чтобы стать красивой, нужна особая обстановка и теплота.
Квартира заставлена вещами, которые мне кажутся безобразными: серебряный канделябр, столы с углублениями для цветов, огромные сатиновые пуфы, предметы в стиле рококо — вещи, полные шика и собранные со снобистским желанием убедить: «Можно высмеять моду, но мы выше этого». На всем лежит налет аристократического бесстыдства, сквозь которое я могу увидеть, как блестяще жили хозяева этой квартиры в Риме и Флоренции: Мириам в платьях от Шанеля на фотографиях в «Вег», богемная элегантность, всегда те «забавные словечки», которые служат ключом, открывающим путь в общество.
Мириам зовет меня в спальню, чтобы показать купальный костюм, купленный в Париже. Для этого она полностью раздевается, потом берет длинный кусок материи и оборачивается в него, как в штору. Ее красота ударяет мне в голову. Она разворачивает материал, ходит голая по комнате и говорит:
— Я бы хотела походить на тебя, ты такая стройная и грациозная. А я слишком большая.
— Но поэтому ты мне и нравишься, Мириам.
— Ах, какие духи, Мандра!
Она окунает лицо мне под мышку и нюхает кожу. Я кладу ей руку на плечо.
— Ты самая красивая женщина, Мириам, которую я когда-либо видела.
Поль зовет нас:
— Когда вам, наконец, надоест болтать об одежде? Мне скучно!
Мириам отвечает:
— Мы идем, — и быстро одевается.
Поль говорит:
— Ну вот, ты надела домашнее платье, а я хотел повести вас послушать человека-струну. Он поет прекрасные песни о струне, а потом на ней вешается.
— Хорошо, — говорит Мириам, — я переоденусь. — И она идет в ванную.
Я остаюсь с Полем, но вскоре Мириам зовет меня:
— Мандра, поди сюда, поговори со мной.
Я думаю, что она уже наполовину одета, но Мириам все еще стоит в ванной обнаженная и пудрится. Когда она встает на цыпочки, и наклоняется к зеркалу, чтобы тщательнее покрасить ресницы, я снова оказываюсь под воздействием ее тела. Я становлюсь за ней и наблюдаю.
