Перестав шататься из стороны в сторону, он уставился на нее, как огромный лев, внезапно увидевший укротителя. В ней было что-то, заставляющее его стоять неподвижно, стараться снова обрести трезвость, выйти из мира туманов и галлюцинаций, в которых он жил постоянно. Стоя перед ней, он устыдился своей небрежной одежды, краски под ногтями, непричесанных волос. И она тоже оказалась потрясенной видом этого демона, того самого демона, который присутствовал в книгах писателя-американца. Этот художник был огромен, беспокоен, он как будто нес в себе разрушающую силу, он никого не любил, ни к кому не был привязан, он был бродягой и искателем приключений. Он рисовал в студиях у своих друзей, одалживая краски и холсты, оставляя там же свои работы и уходил. Обычно он проводил время у цыган, живя с ними в пригородах Парижа. Он оставался в их цыганских повозках и путешествовал с ними по всей Франции. Он уважал их законы, никогда не спал с цыганками, играл на гитаре вместе с ними по ночным клубам, если им нужны были деньги, и ел вместе с ними краденых кур.
В те дни, когда он встретил Хильду, у него была своя повозка, стоявшая возле одних из ворот Парижа, у старых баррикад. Повозка принадлежала одному португальцу. Хозяин обил ее стены цветной кожей. Кровать висела в задней части повозки, подвешенная, как корабельная койка. В повозке имелись овальные окна, низкий потолок не позволял встать в полный рост.
Мексиканца звали Ренго. Он не пригласил Хильду танцевать с ним, хотя все вокруг танцевали. Огни в студии были потушены, но с улицы проникало достаточно света. Пары выходили на балкон. Музыка была нежной и расслабляющей. Ренго стоял возле Хильды и смотрел на нее. Потом он сказал: «Хотите прогуляться?» И Хильда ответила: «Да».
Ренго шел, держа руки в карманах, сигарета торчала у него во рту. Он чувствовал, что совершенно трезв сейчас, что голова была ясна, как эта ночь над ними. Он шел по направлению к пригороду, мимо нищих хибарок, маленьких хижин, словно построенных сумасшедшим, под покатыми крышами которых не было окон, — воздух проникал внутрь через трещины в стенах и плохо пригнанные двери. К хижинам вели земляные тропинки. Чуть поодаль стоял ряд цыганских повозок. Было четыре ночи, и люди спали.
Хильда не произнесла ни слова. Она шла в тени Ренго с таким чувством, будто ее вынули из оболочки, безвольно, не понимая, что с ней происходит, отдаваясь на волю подхватившего ее течения.
