Роман с языком, или Сентиментальный дискурс | страница 27
Да, вот такой был я мальчик скверный. Но муж притом верный: между прочим, посторонних женщин в то время просто не замечал, ни в мыслях, ни в тайниках подсознания отнюдь не грешил. А ведь, как известно, во время дородового и послеродового периода у женщин восемьдесят пять процентов их мужей встречаются со временными разлучницами (хоть здесь я попал в нетривиальные пятнадцать процентов). Откуда знаю эти цифры? Читаю регулярно «Интернэшнл Сэкшуэл Рисёрч Стадиз». Нет, про твоего мужа и про его поведение в аналогичной ситуации там ничего написано не было. Это эмпирика, а меня, моя радость, интересуют только глобальные теоретические обобщения.
И тут жизнь решила призвать меня за мою избалованность к ответу — прислав мне от имени военкомата повестку с призывом на действительную военную службу. Понимаешь, в то время не было военной кафедры для студентов моей специальности и после университета могли забрить на год рядовым. А ты, значит, лейтенант? Тебя заставляли маршировать и равняться на грудь третьего человека? Ну, рад за тебя и готов исполнить любые приказания старшего по званию. Причем с удовольствием.
Тильда отнеслась к этой угрозе в высшей степени серьезно. Хотя то было доафганское еще время, она твердо заключила, что мне из армии живым (или во всяком случае непокалеченным) не вернуться. Рядовой с высшим образованием, да еще такой аррогантный (по-народному говоря — тот, кто «залупается») — наилучшая мишень. В то время косить от армии считалось не совсем удобным делом — не то чтобы непатриотичным, но каким-то немужественным. Во всяком случае сильные мира сего, спасая детишек от этой напасти, действовали тактично, втихую, в рамках так называемого телефонного права. Тильда сконцентрировала все силы, свои и родительские, и спрятала меня в кремлевскую больницу, где мне предстояло получить официальный статус негодника.
Да, кремлевскую — как говорится, леживал, леживал. Но ничего такого уж сенсационного об этом учреждении рассказать не могу. Может быть, там в царской палате и имели место чудеса, но в остальном — нормальная больница, как Университетсшпиталь в каком-нибудь небольшом немецком городе. Без излишеств, без той помпезно-бордельной роскоши, с какой обставлены нынче сверхдорогие коммерческие клиники (в одной такой недавно навещал знакомого, что-то из себя вырезавшего). Еще раз скажу номенклатурный быт обладал аристократической сдержанностью, которую вовсе необязательно было разрушать «до основанья», чтобы затем на обломках выстраивать мелкобуржуазную безвкусицу.