Сытый голодного не разумеет.
Какие страшные слова.
— Командир, обед готов!
— Что-то неохота, жара, что ли?
— Команди-и-р!
— Давайте пока без меня. Я попозже. Саня… ты вчера ворчал, что нам крупы всякой напихали на целый полк. Все равно мы ее есть не будем. Собери быстренько, да еще что-нибудь… Там у комендатуры люди голодные стоят…
Мы готовились к этой войне.
Нам рассказывали, как вести себя с местными при проверке документов.
Но среди местных — десятки тысяч русских, украинцев, армян, евреев.
Мы до автоматизма отрабатывали действия при штурмах зданий и при «зачистке» населенных пунктов. И мы твердо усвоили, что в подвал всегда нужно заходить втроем: сначала граната, а затем — ты и «Калашников».
Но как штурмовать дома и подвалы, в которых укрываются не только боевики, но и чудом уцелевшие под бомбежками и артобстрелами люди?
Мы изучали методы своего выживания в экстремальных ситуациях.
Но представить себе не могли, что будем жевать свои сытные пайки под голодными взглядами истощенных людей.
Нас — сытых, здоровых и сильных — учили защищать этих людей с оружием в руках.
И вот мы пришли.
Ну так что, командир? Ты готов к такой войне?
А хороший был денек, ах, хороший! Ласковый такой… И ребята из комендатуры хороши. Говорили им, балбесам: «Не место это для отдыха, для трепотни». На виду у «зеленки», за метровой стеночкой!
На мораторий понадеялись. На душманскую сознательность. Покрепче бы вас обложить, да другие теперь слова нужны.
— Терпи, Витек, терпи. Терпи, брат, сейчас укольчик заработает — полегче будет.
— Ничего, Сашок, ничего, сейчас мы эту хреновнику выдернем. Ты не смотри только, там ничего страшного, ничего там нету-у-у… оба-на, готово! Держи на память.
— Да цела кость, цела, смотри: обе дырки сбоку… Куда его, куда?
— В бочину, ах, б…, ты терпи, брат, терпи…
— Где машина…. вашу мать!
— Чего орешь, стоит машина. Куда она выскочит, если из «Шмелей» долбят, спалят в первом переулке!
— Терпи, Витек, терпи, брат!
Не умеют плакать мужики, не умеют. И жалеть не умеют.
Но сколько тепла и силы в словах простых: терпи, брат, терпи!
Валерка-дознаватель весь кровяными дорожками поверху дубленой шкуры расчерчен. Кончиком финки из-под кожи кусочек металла выковырнул, морщится. Ранка небольшая, но как бы с металлоломом заразу гангренозную не занесло:
— А ну-ка, тезка, одеколончику тебе в дырочку! А ругайся, ори…
Не орет, зубы хрустят, сейчас посыпятся осколками белыми, но не орет, казачище кубанский, бугай здоровый.
