Вся эта таинственность была пронизана легкой горечью, но она не осмеливалась подвергнуть сомнению ее необходимость. Сейчас она думала только об одном — как бы поскорее остаться с ним наедине, как это было накануне в пансионате перед тем, как они сели на пароход у ручья Лафурш, остаться наедине с этим человеком, чтобы снова почувствовать теплоту его обнимающих ее рук, еще раз вдохнуть чудный запах его кожи.
Слуга-негр отнес через узкий холл саквояж Ивана и узел Коко, открыв двери двух расположенных напротив друг друга номеров.
— Вот этот для юной леди, — сказал негр по-французски.
Коко вошла вслед за ним, а Иван, стоя на пороге, разглядывал комнату.
— Вам будет здесь удобно, мисс Наварро, — сказал он таким холодным, таким равнодушным тоном, что ей стало больно.
Слуга положил ее узел на стул. Выходя, он закрыл за собой дверь, оставив ее одну в этой затхлой, пахнущей плесенью, прогорклой от сигарного дыма комнате. Казалось, что здесь до сих пор витают противные запахи, оставленные предыдущими постояльцами. Она вдруг заскучала по солоноватому воздуху болот. Когда шаркающие шаги слуги донеслись с лестницы, Иван нетерпеливо распахнул дверь.
— Наконец-то, — сказал он и, взяв у нее из рук шляпу с вуалью, бросил ее на ее узел. Она вынула из волос несколько шпилек, и они тут же упали ей на плечи. Он, постанывая от удовольствия, погрузил в это роскошное буйство свои руки, а Коко, часто задышав, сильнее прильнула к нему.
— Наконец мы одни, — прошептал он.
Оказавшись рядом, их сердца забились в унисон, и это стало как бы музыкальным сопровождением тех чувств, которые вызывали его ласки, чувств, которые были ей уже знакомы, но по-прежнему вызывали у нее неизменный восторг.
— Почему тебя зовут Коко? — спросил он, поглаживая ее волосы. — Ты получила это имя при крещении?
— Я не крещеная, — напомнила она ему. — Моя мать назвала меня Клеониз, но отец всегда называл меня Коко.
— Клей-о-низ. — Произнося ее имя на английский манер, он растягивал слоги, и это вызвало смех у Коко.
— Я буду называть тебя Клео, а ты зови меня Иван.
Он снова ее поцеловал, помогая ей расстегивать пуговицы. Когда ее стройная, обнаженная фигура предстала перед ним, глаза у него заблестели.
— Я хочу любить тебя снова, Клео, — шептал он, — только в настоящей кровати. Мы больше не будем валяться в траве на болоте…
— Но мне нравится болото, — призналась она, но Иван тут же прервал ее, поцеловав в губы. Так как он ничего ей не ответил, Клео терялась в догадках, сможет ли смешанный запах морского воздуха, рапы и гниющего камыша в ее волосах всегда возрождать ауру их первого соития.
