Джина медленно погружалась в апатию, тонула в ней. Она знала, как выйти из этого знакомого, но опасного состояния — достаточно только впустить в голову мысли, от которых она отбивалась.
«Гарри!.. С ним случилась беда. Что же с ним произошло? Это нелепое воскресенье…»
Ее иголкой пронзила мысль, которую она гнала от себя прочь: «Он хочет уйти от меня, как это делают виноватые мужчины среднего возраста. Он даже не смог посмотреть мне в глаза. И он лгал. Я знаю. Как же быть?»
Джина опустила спинку шезлонга и повернулась. «Фритци! Не она ли виновница всего этого бедлама? Неужели Гарри завел с ней любовную связь?» У нее свело желудок.
Она неделями сражалась с призраком Фритци Феррис, используя всю технику психического воздействия, какую только знала. Ничего не сработало. Зеленоглазое чудовище, ревнивое и завистливое, заполнило ее душу, разжигая в ней ненависть, причиняя боль и страдания. Джина сознавала это, и ей было очень стыдно за себя. Она всегда хотела быть твердой и стоять выше эмоций.
Она чувствовала себя, как слепой, вновь обретший зрение. Светлые тона. Всепоглощающие светлые тона. Везде, повсюду.
Она как бы попала в совершенно чуждое ей пространство, где ощущала себя не в своей тарелке. Ее повседневная одежда всегда была черной, что считалось в Манхэттене признаком первоклассного вкуса. Но в этой Блондсильвании она чувствовала себя, как на похоронах. Здесь не было ничего черного. Черный цвет вообще выпал из цветовой гаммы Ньюпорт-Бич.
Все — полы, отделка в квартирах, волосы, одежда, кожа — переливалось светлыми оттенками. Даже негры и люди восточного происхождения выглядели светлыми. Удивительное зрелище!
Она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Сняв солнечные очки, прищурилась от ослепительного блеска и написала на салфетке: «Если вы решили купить дом в Нью-Йорке, вы должны поклясться сохранить все в нейтральных тонах, включая своих любимых, детей и столовые приборы».
Больше всего ее удивлял своеобразный тип женщин, которых она здесь встречала повсюду. Веселые, искрящиеся, жизнерадостные и обязательно блондинки. Интересно, что стало бы с ними, если бы они попали на восточное побережье? Очевидно, их окраска подверглась бы органическому изменению, на манер хамелеонов, или косметическому фотосинтезу. Они непременно изменились бы, ведь на восточном побережье люди говорят, одеваются, ведут себя, даже улыбаются совсем иначе.
Улыбка у них была какая-то особенная. Улыбка людей, у которых уйма свободного времени и которые не чувствуют неприязни ни к чему и ни к кому. Улыбка, делавшая всех равными.
