Оадзь.была сыта — Акканийди голодна. Однако надо быть человеку сытым. Когда дочь и старушка совсем ослабели, старик сам сварил рыбу и накормил свою семью досыта. Акканийди была сыта — Оадзь оказа-лась голодной. Тогда Оадзь зазвала к себе в вежу старика. Войти в вежу он вошел, а выйти не вышел.
Пришлось Оадзи ездить на рыбную ловлю самой. Она брала с собою по очереди двух из своей семьи, а одного оставляла дома следить за старой бабкой и ее дочкой, чтобы Акканийди не убежала. Ну, и ездили они и рыбачили одною и той же сеткой. Прокормиться ею они не могли.
Однажды поехали они на озеро — последняя сетка у них прохудилась; вернулись пустые, ни одна рыбина не попалась. Злые, молча уползли все четверо к себе в вежу. Оадзь забилась под старые сети, ребята к ней под бок подобрались. Сидят, едва головы видны, одни только глаза блестят. Говорят между собою по-своему, а что они такое бормочут? «Брю-брю-брю» да «рю-рю...» — поди знай, что они замышляют?
Бабка, мать Акканийди, все знала. Она знала все, что будет наперед. Она знала, что ей пришел конец.
Она научила дочку, как ей быть, чтобы спастись от Оадзи и ее детей. Она долго шептала на ушко Акканийди свой наказ. И еще она дала Акканийди сонные палочки. Потом заставила все повторить, а когда Акканийди в точности и без ошибки рассказала все по порядку, старушка повторила еще раз:
— Сотую косточку, сотенную косточку не забудь!
Легла и больше не вставала. Ночью Оадзь пробралась в вежу старой бабушки, а ее там уже не было — одно мясо да кости остались. В полдень Оадзь уже варила из ее остатков обед. Акканийди ей помогала. Потом Оадзь с детками забралась в свою вежу. Через открытые двери голодными глазами они следили за всем, что делала Акканийди. А ойа взяла свои ведра, свое коромысло, из горячего родника принесла горячей воды и поставила бабкины косточки вариться на жаркий огонь.
День был солнечный, стояла жара. Солнце пекло так, что Оадзь не могла вылезти из своей вежи. Она сидела в сырости и глотала слюну.
Ну, вот и обед готов. Акканийди на улице была девушкой в самой поре, румяной и ядреной, в вежу вошла — и пропала, однако она поставила котел перед Оадзью, посреди ее детей, и сама -тут же села.
Понемножку видимой становилась. Прояснилась — в котле помешивает ложка за ложкой, навар собирает в отдельную чашечку. Когда весь навар собрала, погасила костер и начала угощать Оадзю и ее детей. Оадзь и оадзята попримолкли, едят, жуют, косточки обгладывают, перед собою бросают. Акканийди те косточки собирает и складывает в кошелочку у себя на груди.
