— Мы хотели, чтобы нам помогли, папа! Нас ужасала мысль о том, что мы можем провалиться. Мы составили законный протест по всем правилам и подписали — все сорок три человека, у которых хватило храбрости возражать против несправедливого положения, в которое нас поставили — Хорейс вздохнул и сел, опустив голову на руки. — Но мы были так наивны, сущие младенцы, мы ожидали, что нас поймут, мы совершенно не ожидали, мы не думали, что нас обманут.
— Ты считаешь, что вас обманули? — спросил отец.
Хорейс вскочил.
— Отец, ты не поверишь, что они сделали. Из ящика, в котором были все сорок три имени тех, кто подписал заявление, наугад вынули девять. Это был обычный способ отбирать студентов для опроса, так что мы все еще ничего не подозревали, — конечно, мы не знали, что там, в этом ящике, были только наши сорок три имени! Затем, эти девять — отобранные случайно, не забудь, — были вызваны, чтобы ответить по коническим сечениям обычным порядком — книги должны были быть закрыты. Иначе говоря, им предложили предать всех нас, — отвечать, как будто они не подписывали заявление. Все девять отказались отвечать, и сказали, что они полностью поддерживают наш протест, и повторили, что считают требования преподавателей несправедливыми. — Хорейс снова сел, смотря в глаза отцу. — Этих девятерых исключили!
— Исключили?
— Позорно выгнали! Я только случайно не оказался среди них. Но подожди, это еще не все. Нам, всем остальным, было сказано, что если мы согласимся выполнить требования преподавателей, — отступим полностью, — мы можем продолжать наши занятия в Йеле, как будто ничего не случилось.
— А как эти девять, имена которых были вытянуты случайно?
— Я сказал тебе, папа, их исключили! Их вышвырнули за то, что у них не было достаточно твердости, чтобы держаться вместе со всеми остальными. Мы все старались убедить преподавателей, что нам нужна помощь, — именно помощь, — и мы все время натыкались на эти каменные стены. Даже эти несчастные девять старались объяснить им, — до того самого дня, когда и им пришлось уйти с позором. И университет позаботился о том, чтобы эти девять человек не смогли поступить больше никуда в Америке. Это верно? По самому элементарному закону справедливости, папа, ты мог бы спокойно стоять и смотреть, как загублены жизни девяти твоих друзей, а ты ничуть бы не пострадал? Ты мог бы держать голову прямо, зная, что ты допустил, чтобы девять твоих товарищей, виноватых не более чем ты, несли целиком наказание за тебя? Мы даже согласились отказаться от наших требований, — уж плохо это было или хорошо — если бы только они восстановили наших товарищей. Они отказали. Даже ректор Дей.
