! Кому „Эшти хирлап“?», приотставая, когда кто-нибудь брал газету, нагонял опять. «Не хотите купить „Эшти хирлап“?» — предложил он и ей. — Говорят, у красивых женщин легкая рука, разве не слышали?» И все в том же роде, не нахальничая, а слегка подшучивая. «Ой, как вы покраснели, блондиночка!» — сообщил он, засмеявшись. Магдольна еще пуще раскраснелась и ускорила шаг. Они уже почти поравнялись с остановкой, как вдруг юноша схватил ее за руку, притянув к себе; Магдольна чуть не взвизгнула, но голос ей не повиновался (да и что, собственно, такого, не съели же, за руку просто взяли…); она почувствовала тепло его ладони, его сильную и цепкую, но мягкую, бережную хватку — и газета скользнула ей в сумку: «Вам на память, вы так прелестно краснеете». И уже убежал, а она, только что не разинув рот, смотрела вслед, и долго в ушах ее еще звучало: «„Эшти хирлап“, кому „Эшти хирлап“…»
Выше по набережной стояла забегаловка под названием «Матрос», куда и правда заглядывали речники с Дуная, и Густав Виг добавил там кружку, поскольку больше повезло: нашлось несколько завсегдатаев, готовых заложить с утра пораньше и потрепаться. Разговорился, между прочим, с одним, ходившим в настоящие плавания. Это был чернявый сухощавый человек с худым, выдубленным солнцем неподвижным лицом, как коричневый стручок. Пил он крепкую палинку, заказывая по стопке.
— Жизнь тут у вас — лучше не надо, — заявил он Вигу категорически.
— Это почему же?
— Ума для такой жизни не требуется. — И повернулся к нему по-военному четким движением. — Будем знакомы: Савитта, Эндре. С двумя «т».
— Виг, Густав, — представился Густи, обменявшись рукопожатием и сообщив для начала, что в отгуле сейчас, вчера был день его ангела, сегодня отмечает, вечером.
Тот зорким прищуренным взглядом молча уставился вдаль, будто присматриваясь к какой-то надвигающейся опасности, требующей неусыпного наблюдения. Виг тоже помолчал, затем, как бы в ответ на предыдущее, сказал, что ходить на судне — все-таки не в пример лучше. Собеседник опять не ответил, мельком только глянул на него, а Виг обстоятельно и не без мечтательности продолжал распространяться на тот предмет, какие, дескать, на корабле заботы. Никаких. Харч, жилье, ни жены тебе (которая вечно пилит, где был да опять пил да сколько потратил), ни детишек, ни квартирной ссуды, которую в сроки надо погашать; нынче здесь, завтра там, новые города, рестораны, женщины… чем не жизнь!
— Слушайте-ка, — перебил тот. — Жена есть у вас?
