— Конечно. Портье вынес. Я сунул ему десятку.
Шандор опять налил в два стакана. Жужа поглядела на темно-золотистую жидкость.
— Не тужи, дорогой, — улыбнулась она мужу, — не стоит того. У тебя ведь есть и другие дела.
— Есть, — согласился Шандор. — Иногда и подумать не грех, например.
— Кто ты такой? Философ? — спросила Жужа ласково. — Ты знай себе вычислениями занимайся да опыты ставь.
— Нет, Жу, иногда каждому подумать нужно, — покачал головой Шандор. — Тем, кто не философ, тоже. Ты-то вот не философ, а ведь думаешь… И за меня тоже думаешь. Да только нельзя жить так, чтобы за тебя думал кто-то другой, как бы ни было это удобно. Это ни для кого не проходит безнаказанно… Будь здорова! — Они опять чокнулись.
— Будь! — сказала Жужа. — А-ах! — Напиток обжег ей горло. — Что это ты принес?
— Кажется, бренди «Кабинет».
— Крепкая штука!.. Ну что ж, думай, дружок, если нравится. Додумай все до конца, и тогда поймешь, что никакой беды-то и нет.
— Ты, Жужа, славный человек, но мне кажется… беда есть, и немалая.
— Беда в том, что ты опять слишком расфилософствовался. Вот допьем, и езжай-ка домой, я вызову такси.
— Спасибо, я пойду пешком.
— Почему?
— У меня нет больше денег.
Жужа опустила руку в карман.
— Я дам тебе сотню.
— Это твои деньги, Жужа, и потом… я не поеду домой.
Рука Жужи замерла, так и оставшись в кармане. Она медленно подняла на мужа глаза. И́ван вскочил.
— Он позвонил ей! Я же сказал: он ей позвонит… Ведь звонил, паршивец несчастный?!
— Ибойе? Нет, не звонил. Даже в мыслях не было.
— Не ври!
Заправщик сгреб на груди двоюродного брата рубашку. Тот смотрел на него сверху вниз и видел, что на макушке у брата из-под редеющих волос просвечивает кожа. Заправщик выпятил грудь, стал на цыпочки, чтобы лица их оказались на одном уровне, — увы, напрасно. Младший брат, гибкий, мускулистый, элегантный, все равно высился над его головой.
— И́ван, да провались ты отсюда, видеть тебя не могу! — воскликнула Жужа.
— У меня больше прав быть здесь, чем у этого… этого… Если явится контролер, тебе не поздоровится!
Жужа брезгливо поморщилась. У нее не было настроения препираться.
— Выйдем на воздух! — сказала она мужу.
Они долго молча ходили взад-вперед по бетонной площадке. Светало. Жара спала, и с востока из-за домов появилась узкая серебристая полоска, пока еще совсем бледная, как будто предвещала восход луны. Но убывающий рожок луны висел на западном небосклоне, над горами. По проспекту в сторону депо прогромыхал служебный трамвай.
