Говорить не хотелось и не хотелось ничего делать. Только лежать, лежать и лежать; лежать целую вечность, пока Маша не придумает какую-то новую провокацию. У нее это здорово получалось.
— У Вас была семья? — спросила Маша, положив голову на плечо ПалСанычу.
Это означало, что сейчас она не хочет секса; только немножко тепла.
— Была жена. Наташа. Госпитализировали четыре года назад. Она пыталась бежать по водосточной трубе, сорвалась и разбилась. Там невысоко, третий этаж. Просто неудачно упала. Умерла на месте. Так написали в протоколе.
— Жаль… — чуть слышно прошептала Маша. — Болезнь никого не щадит…
— Если бы никого, мы бы сейчас все там были, — возразил ПалСаныч. — Нет, тут другое. Возможно, все дело в каком-то дефекте психики. Возможно даже, это дефект воспитания, и если его найти, можно все изменить. Найти то общее, что объединяет всех заболевших…
— Искали, ПалСаныч, с самого начала искали. Нет ни одной зацепки, все распределения в пределах погрешности.
— А у тех, кто не заболел? У здоровых?
— А здоровых просто нет, мы все пограничники. Разве Вы считаете себя здоровым?
ПалСаныч вспомнил, как на прошлой неделе на полном серьезе собирался в центр поддержки, и приуныл.
— Не знаю, — честно ответил он. — Наверно, нет. И мысли последнее время лезут какие-то параноидальные. Все же знают, что их снимают, обычное дело. А я теперь все думаю — вдруг на кафедре кто нас увидит. Просто случайно кликнет по баннеру…
— ПалСаныч! Вы хоть раз случайно кликали по баннеру? Вы хоть раз смотрели порно после принятия Кодекса?
— Я нет, но другие…
— Другие точно такие же. Боятся все и боятся всего. Так что хотя бы этого Вы можете не бояться, — Маша улыбнулась, но как-то совсем не радостно. — К тому же нас никогда не выложат в инет. Из-за папы.
— Не поминай всуе, — оборвал ПалСаныч. — Только его здесь не хватало.
А ведь он почти забыл о Комитете. Почти. Сердце противно заныло. Вот сейчас. Они любят эти дешевые эффекты — появиться, когда о них заговорят. Вот сейчас.
И он появился. Дверь открылась — просто открылась, без щелчка, без клацанья кода, без сигнала подтверждения. БорисНаумыч прошел мимо них и встал у окна, заслонив солнце. Ежик седых волос на массивном затылке, мощные плечи и торс бывшего борца, уже заметно тронутые жиром.
— Одевайтесь! — брезгливо бросил БорисНаумыч, не глядя на них.
Они заметались по комнате, собирая разбросанную одежду. Все было сорвано в спешке, вывернуто и перекручено.
