— Довольно, — прошептала она, — больше ничего не остаётся делать как вернуться домой…
И она высвободила свою руку из его руки.
— Обещаете ли вы мне велеть осмотреть вашу руку, как только приедете в Hôtel? Я прошу вас об этом.
Брат Поликарп начал свою фразу совершенно спокойно, но под конец голубые глаза Виолеты смутили его, и слова «прошу вас» он уже произнёс тихим, дрожащим голосом.
— О, да, я сделаю это, благодарю вас и — до свидания!
Брат Поликарп был без шляпы, и ветер играл его короткими тёмными кудрями; он поклонился и покраснел до корня волос, ему было бы легче, если бы голова его была покрыта, но этого не было, и он сконфузился окончательно.
— Могу ли я, — начал он тихим голосом, — имею ли я право просить вас сказать мне, кого имел я несчастье ранить по своей непростительной неловкости?
— Я ничего не имею против этого, — отвечала Виолета, которую ободряло возраставшее смущение молодого человека, — вот карточка: моё имя написано здесь, внизу, карандашом.
— Глубоко вам благодарен, а я… — тут голос его так задрожал и понизился, что стал едва внятен, — я брат Поликарп, из монастыря в Via Carmi, я так был бы счастлив, если бы мог узнать, что ваша рука поправилась…
Весёлый голос Джека прервал его.
— Хороший удар мячика, нечего сказать. Надеюсь, вы больше его не повторите?
— Прощайте, — прошептала девушка, и брат Поликарп направился медленно кругом бассейна к играющим.
С этой минуты, хотя он считался одним из лучших игроков, мяч его более ни разу не попал в цель, но брат Поликарп продолжал играть, не обращая ни малейшего внимания на насмешливые шутки товарищей, заметивших его долгий разговор у фонтана.
— Пора домой, Джек, — сказала Виолета, — мой палец болит сильно, я боюсь не сломан ли он… это так огорчило бы его… и притом завтра нельзя будет ехать на бал.
— Огорчило бы кого?
— Беднягу, брата Поликарпа.
— Какого брата? Я совсем ничего не понял, что ты говорила. Так его зовут Поликарп? Знаешь, он больше похож на женщину в своей красной юбке.
— Если ты ничего не умеешь сказать умнее, то лучше бы тебе держать язык за зубами, ты, кажется, хорошо знаешь, что мужчины не носят юбок. Право, твои шутки иногда бывают очень неуместны.
Палец Виолеты был не сломан, но вывихнут, и когда Джек узнал об этом, то охотно простил сестре её слишком резкий выговор.
В тот же вечер, за час до вечерни, брат Поликарп сидел в своей комнате, уронив свою голову на руки.
Его комната не была в полном смысле монашескою кельей, хотя, как и вообще в Риме, роскоши в ней не полагалось никакой. Кровать занимала один угол, над нею висело распятие из слоновой кости на чёрном дереве, на полках были толстые книги, между ними много отечественных авторов, в дорогих кожаных переплётах, умывальник на железном треножнике, две тяжёлых скамейки грубой работы и письменный стол. На одной из этих скамеек сидел брат Поликарп, опёршись локтями на письменный стол. Слова «Vigilate et orate»
