Молодая женщина говорила вся дрожа, слёзы навёртывались на её глазах и сохли, не успевая скатиться. Красные пятна выступали и пропадали на щеках. Грудь волновалась, она не заметила, как Огульский встал перед нею на колени и горячо целовал её руки.
— Наталья Николаевна, Наташа, дорогая, ведь вы не можете любить вашего мужа?..
— Ах, какая там любовь!..
В это время за дверью в зале двинули стулом, и раздался какой-то стон.
Наташа и Огульский вскочили, минуту они глядели друг на друга, он с испугом, она широко раскрытыми глазами, как человек, просыпающийся от сна. Первое инстинктивное её движение было бежать, затем, как бы решившись на отчаянный шаг, она бросилась к двери, рванула её и выбежала в зал. Против неё, на диване, полулежал муж. Он был иссиня бледен; под глазами обозначались тёмные круги. Он дышал с трудом, прижимая руку к сердцу.
— Михаил Петрович! Миша!
Она кинулась к нему, но он слабо отстранил её руку.
— Оставь… пройдёт… молчи!
Она замолчала, замерла, не спуская с мужа своих испуганных глаз.
Если бы человек, поражённый ударом грома, мог думать, то, вероятно, его мысли проносились бы таким же вихрем, как летели они теперь в этой бедной женской голове.
Всё кончено! Он слышал всё, позор и смерть! И… она вдруг ясно почувствовала, что всё, что происходило сейчас между нею и тем чужим человеком, бред, кошмар. Что она любила всеми силами своего сердца своего мужа, что этот беспомощно лежащий перед нею человек был ей дороже всего на свете, что и тоска её, и нервы, и злость были только результатом того, что служба, занятия и усталость отнимали его от неё. Что кроме него ей никого на свете не надо. Она вспомнила его ровную, тихую ласку, его постоянную доброту и заботу о ней, его действительно слабое сердце. Мысль потерять его впервые ясно представилась ей. Она оглянулась кругом, на цветы, мебель, картины, на всю обыденную рамку своего счастья. Да, да, эта серенькая, однообразная, но спокойная, обеспеченная жизнь было счастье, которое она разбила своими руками.
— Я пойду… может, доктора… — заговорил возле неё Огульский.
Михаил Петрович услыхал.
— Не надо… останьтесь…
Наталья Николаевна вдруг подошла почти в упор к Огульскому и, злобно сверкая глазами, прошептала ему:
— Уходите, я не позволю ему иметь с вами никаких объяснений…
— А вы? — начал Огульский.
— Я? Какое вам дело до меня! Я…
— Наташа, — позвал её муж, — дай мне воды.
Огульский быстро вышел. Наталья Николаевна дрожащими руками подала мужу стакан воды. Он выпил и глубоко вздохнул с видимым облегчением. Мертвенная бледность сошла с его лица, глаза получили свою ясность, он сел на диван и привлёк к себе на грудь жену.
