? — И тут же он сознал, что до сих пор его удерживал от объяснений страх своею безумною ревностью толкнуть её перейти границу, дать оправдание её поступкам злостью, оскорблением, разными странными, сложными чувствами, которые руководят в подобных случаях женщинами.
Он стал ходить по комнате.
«Что такое с женой? После родов, едва оправившись, она стала как сумасшедшая: балы, вечера, выезды, — только бы не сидеть дома. И этот пошлый фат, который наверно ставит свою лошадь выше всякой любовницы! Да не может же быть, чтобы она его любила! Господи, кто ему разгадает это женское сердце! Ведь вот он стоит перед своей женой и ничего не понимает. Он чувствует одно — что надо что-то сделать, чтоб вернуть её, отрезвить, привязать к дому, не дать распасться семье… Но как это сделать?»
И он ходил, ходил взад и вперёд, и сердце горело то бешенством, то страшной тоской.
«Нет, тут может помочь только женщина!» — решил он.
И чувствуя, что ему нужны вот сейчас какие-нибудь слова и мысли, он снял сапоги, надел мягкие туфли и тихонько, без свечи, направился к китайской комнате, где остановилась сестра. Из-под двери выходил тонкий луч света.
«Не спит», — подумал он и чуть-чуть постучал.
Дверь открылась немедленно, как если б его ждали.
Сестра Вавилова, высокая женщина лет 30, при виде его отступила назад, подождала пока он запер за собою дверь, горячо обняла его, подвела к лампе, взглянула в лицо и ещё раз поцеловала крепко.
— Ну, садись, что обозначает твоё письмо? Зачем я тебе нужна? Что случилось? Говори!
— Всё скажу.
— Да, Маня здорова? Валю я видела, что за девочка — прелесть!
— Неправда ли, неправда ли? — сразу просветлел Иван Сергеевич и тут же закрыл лицо руками, опустил голову на руки, и сестре показалось, что он беззвучно рыдает.
— Вот как намучился! — проговорила она, гладя его голову. — Ну, говори, в чём же дело?
— Вот видишь, — начал Иван Сергеевич, подавляя волнение, — она ведь меня любила. Я, может быть, неуклюж там, ну уж какой есть! Но, женившись на ней, отдался весь. Ты ведь не имеешь понятия, что значит для мужчины моих лет вдруг перейти на легальные, чистые отношения, иметь свою жену. Понимаешь, всё, что было в душе лучшего, доброго, всё всколыхнулось с такой силой! А когда забеременела она, так я под собой земли не слышал, гордость какая-то, ликование! Ну, так ведь это я! С нею же произошло совсем наоборот. Беременность была тяжёлая, последнее время доходило так, что она чуть не с ожесточением думала о ребёнке. Если б ей кто предложил безнаказанную и вполне безвредную помощь, она сейчас же согласилась бы вырвать из себя это ненавистное ей существо.
