Но кому бумага, какая бумага?
Зловещія вести разносятся въ деревне раньше, чемъ оне оправдываются. Не успели братья Сизовы пріехать изъ города, какъ уже вся деревня была взволнована подозрительными мыслями. Живо собрался сходъ; мужики массою двинулись къ избе Ивана Сизова. «Подавай бумагу» — кричали десятки голосовъ въ его окно. Иванъ вышелъ изъ вороты раскланялся и сказалъ, что бумага у Петра. Двинулись къ Петру. Подозрительность и волненіе доросли уже до такой степени, что Ивана взяли подъ руки и повели силой, какъ пойманнаго вора.
Петръ только-что возвратился домой, но не могъ утерпеть, чтобы не обойти своего хозяйства. До отъезда онъ не успелъ покрыть избу тростниковыми снопами. Теперь, едва поелъ, залезъ наверхъ избы и принялся укладывать крышу, какъ ни въ чемъ не бывало. Онъ былъ весь охваченъ волненіемъ и злобой, а когда увиделъ приближеніе схода, руки его затряслись, но онъ не бросилъ работы и чисто укладывалъ тростникъ, пригоняя снопы другъ въ другу.
— Петръ, слезай! — послышался крикъ.
— Для какой надобности? — хладнокровно спросилъ Петръ.
— Подавай бумагу! Где она?
— Не для васъ она прописана.
Петръ, высказавъ это, продолжалъ возиться на крыш?.
Сходъ за минуту замеръ. Значитъ, правда, что бумага-то ушла изъ рукъ? Правда, что деньги-то пропали? Правда, что участка-то нетъ? Несколько голосовъ еще разъ машинально повторили: «Петръ, слезай!» Но Петръ не слезъ. Онъ сказалъ, что деньги скоро отдастъ, и… и больше ничего не сказалъ, подаривъ лишь мужиковъ взглядомъ полнейшаго пренебреженія. Его бледное лицо, казалось, говорило: «Ахъ, вы шуты, шуты соломенные!» Только руки его дрожали и снопы не укладывались съ тою аккуратностью, какую онъ желалъ.
Вниманіе схода было отвлечено въ другую сторону. Вдругъ все вспомнили объ Иване. Оглянулись и увидали его. Полетела брань. Иванъ передъ темъ былъ оставленъ на свободе но онъ не пытался уйти изъ толпы. Онъ только самъ теперь сообразилъ все. Видъ его былъ убитый. Онъ едва-ли слыхалъ раздавшуюся въ эту минуту страшную брань и не видалъ разъяренныхъ лицъ. Онъ самъ такъ обомлелъ, что не пытался выговорить слово оправданія. Только чуть слышно произнесъ, обращаясь къ брату:
— Братъ! Что ты со мной сделалъ?…
Эти слова еще больше разъярили толпу. «A! ты ссылаешься на брата?!» Ивана несколько рукъ схватили и тянули въ разныя стороны. За первыми потянулись другіе, потомъ потянулись все… Каждый хотелъ схватить и встряхнуть… Онъ все это виделъ; виделъ также зловеще горевшіе глаза, но не думалъ оправдываться. «Пусть лучше прибьютъ», — думалъ онъ. Его действительно начали бить… Онъ ничего не видалъ.
