Эти слова заставили встрепенуться всѣхъ, бывшихъ въ избѣ. Только ребята остались дома для караула, всѣ же остальные двинулись къ учителю. Впереди всѣхъ шелъ самъ хозяинъ, бережно держа на ладони письмо, за нимъ шествовали хозяйка и зять съ женой, а, наконецъ, и позади всѣхъ ковыляла старуха, переставшая плакать. Учителя застали на огородѣ, который онъ приготовлялъ для засѣва, но прочесть онъ не отказался. Сейчасъ же вся семья обступила его со всѣхъ сторонъ и приготовилась слушать. Учитель отложилъ было конвертъ въ сторону, но его заставили прочитать «все дочиста», что написано, безъ пропусковъ, и онъ волей-неволей долженъ былъ декламировать сначала весь конвертъ, гдѣ оказалось, кромѣ названія губерніи, уѣзда, волости и деревни, имя Гаврилы Иванова Налимова, а потомъ длиннѣйшій списокъ сродственниковъ, которымъ адресатъ воздавалъ должное — кому поклонъ нижайшій, кому отъ Бога здравія и всякаго благополучія, а родителямъ поклонъ до сырой земли, причемъ испрашивалось родительское благословеніе, на вѣки нерушимое. Во все продолженіе монотоннаго чтенія лица слушателей были напряжены, глаза влажны, за исключеніемъ самого хозяина, который ждалъ конца письма и разрѣшенія мучительнаго недоумѣнія. Конецъ состоялъ всего изъ нѣсколькихъ строкъ. Учитель, отдохнувъ отъ утомительнаго перечисленія сродственниковъ, прочиталъ слѣдующее:
«А что касаемое насчетъ моего возвращенія домой, чтобы то-есть пустыя баклуши бить подобно лодырю, поэтому я не возвращусь. Здѣсь, по крайности, я завсегда въ полномъ спокойствіи и существуетъ кусокъ хлѣба, а ежели болтаться, попрежнему, дома, а меня будутъ пороть за землю, коей все одно, что нѣтъ совсѣмъ и она для меня никакого интересу не даетъ, не только чтобы хоть горькій кусокъ, то лучше же мнѣ оставить это дѣло въ сторонѣ. Теперь я живу въ трактирѣ для чистки посуды, а жалованья мнѣ положенъ рубль, да еще хозяинъ сулитъ превосходную работу, когда опростается мѣсто полового; если же бы я пришелъ домой и меня бы начали завсегда пороть безъ снисхожденія, отдай, молъ, подати, а, между прочимъ, земля не предоставляетъ для меня никакого предмета, а не только что удовольствіе, и никакого смысла въ этомъ для меня нѣтъ. И лучше не уговаривайте меня, Христомъ Богомъ умоляю, потому сказалъ — не пойду, и не пойду, и не невольте меня. Иванъ Гаврилычъ Налимовъ».
Женская половина слушателей быстро успокоилась, услыхавъ, что Ивашка живъ, но за то Гаврило замеръ на мѣстѣ, пораженный, какъ громомъ, поступками сына. Темное лицо его еще болѣе почернѣло. Онъ постоялъ-постоялъ на мѣстѣ, и когда учитель опять принялся копаться на огородѣ, очищая его отъ сору, нанесеннаго вмѣстѣ со снѣгомъ, то обнаружилъ нѣсколько разъ попытку поговорить, но только пожевалъ губами и поплелся понуро домой, имѣя видъ ушибленнаго. Онъ держалъ письмо до самаго дома, попрежнему, на ладони, боясь къ нему притронуться, а за нимъ въ томъ же порядкѣ двигалось семейство, кромѣ, впрочемъ, зятя и дочери, отправившихся въ свой конецъ.
