107). Отсюда углубление конфликта между вырождающимся старым господствующим классом и поднимающимся новым. «По политическому положению дворянство было всем, буржуа — ничем; по социальному положению буржуазия была теперь важнейшим классом в государстве, тогда как дворянство утратило все свои социальные функции и продолжало получать доходы в качестве вознаграждения за эти исчезнувшие функции» (там же, 168). Это противоречие приобретает во Франции такую остроту, какой оно не имело ни в одной другой европейской стране. Кризис феодально-абсолютистского строя все более обостряется. Усиливается оппозиция этому строю и со стороны трудящихся города и деревни, и со стороны буржуазии. Зреют семена грядущей революции. И хотя сдвиги в соотношении общественных сил еще не достигли кульминации, необходимой, чтобы буря разразилась, они ее подготавливают и предвещают.
Конечно, ни о каких социально-политических переменах не могло быть и речи, пока в сознании общества прочно держалась освящающая старый строй идеология. Правда, с победой буржуазной революции в Нидерландах (конец XVI в.) и в Англии (вторая половина XVII в.) в этих странах был уничтожен могучий оплот феодальной идеологии — католическая церковь, понесшая серьезный урон и в Германии.
Но средневековый образ мышления представлял такую твердыню, что потребовались века упорной борьбы, чтобы его подорвать.
Слепое принятие не только «истин» откровения, но и всех положений, освященных авторитетами и обычаем, — такова феодальная традиция, приписывавшая непререкаемую истинность всем социально-политическим, религиозным, философским и моральным принципам средневековья. Веками эта традиция внушала, что сам человек не может и не смеет решать вопросы, возникающие во всех этих областях, что за него все решает церковь. В борьбе против этой традиции огромную роль сыграли Декарт и другие философы-рационалисты XVII в., потребовавшие, чтобы все вопросы были представлены на суд разума. Борьба Ламетри и других просветителей против феодальных предрассудков и схоластического догматизма — прямое продолжение «картезианской революции». Недаром просветители именовали свой век веком разума. Ламетри неоднократно подчеркивал величие подвига, который совершил «Декарт, этот гений, прокладывавший новые пути…» (2, 73).
И все же Ламетри подвергает острой критике Декарта и других философов-рационалистов XVII в. Путь этой критике проложил Бейль, обративший оружие скептицизма не только против средневекового образа мышления теологов, но и против идеализма рационалистов XVII в., «подготовив тем самым почву для усвоения материализма и философии здравого смысла во Франции» (1, 2, 141). Другим фактором, подготовившим для этого почву, был утвердившийся на противоположном берегу Ла-Манша материалистический сенсуализм Локка. Его влияние явственно проступает в «Философских письмах об англичанах» (1733), в «Трактате о метафизике» (1734), в «Основах философии Ньютона» (1738) Вольтера — произведениях, в которых уже громко заявило о себе Просвещение.
