— Конечно, верю, — пробормотала она и толкнула Патрика в грудь. Он остался неподвижен, как скала.
— Ну, что еще тебя не устраивает?
— Ты, — сердито рявкнула Мадди. — Она попыталась высвободиться из его рук, но безуспешно. — Пусти меня!
— Не пущу, пока не объяснишь, в чем дело.
Патрик не желал, чтобы Мадди заметила, как нелегко ему сдерживать свое возбуждение. Она могла бы понять это без труда, если бы не эта ее, невесть откуда взявшаяся, раздражительность.
Вот только если… впрочем, не могла же Мадди оставаться девственницей в свои двадцать шесть лет. Может, ее жених и мерзавец, но не совсем же он недоумок.
Неужели такое может быть?
Патрик покачал головой. Если Мадди настолько неопытна, остается только предполагать, как легко она ранима.
Мадди извивалась в руках Патрика, пытаясь высвободиться, и тем самым все больше распаляла его.
— Пусти меня, я сказала!
Патрик приподнял бровь.
— Я вижу, тебе не терпится съездить мне по физиономии, но это не лучший выход.
— Это просто смешно!
— Кто тебя знает. Могу поспорить, ты так была ошарашена, что не ударила Теда. И теперь в тебе скопилось столько злости, что ты жаждешь выплеснуть ее на другого. Но представь, сколько будет разговоров, если я явлюсь к ужину с фингалом под глазом. Ну, так расскажи, в чем все-таки дело?
— Хорошо, — сказала она, — я расскажу про парня, который целует женщину только ради какого-то дурацкого доказательства. Интересно, тебе понравилось бы, если бы я целовалась с тобой только для того, чтобы что-то доказать?
— Мужчины не женщины. Целоваться нам всегда нравится, — ляпнул он, не подумав.
— Как это… ты… ты… — ее голос перешел на крик.
— Чувствую, придется начинать заново, — недовольно проворчал Патрик.
— Что заново?
— Целоваться. В моем арсенале есть и другие формы убеждения.
Отринув прочь все сомнения, Патрик скользнул пальцами по щеке Мадди, затем по шее и, наконец, остановился на верхней пуговице ее платья. Еще утром, взглянув на платье Мадди, он первым делом отметил, что пуговицы тут самые обычные и расстегиваются просто.
С ловкостью, отработанной уже к шестнадцатилетнему возрасту, он одной рукой расстегнул пуговицу, коснулся ее груди и почувствовал, как Мадди судорожно вздохнула, но не произнесла ни слова. С остальными тремя пуговицами он справился так же легко, как и с первой. Патрик просунул руку под расстегнутое платье и удовлетворенно улыбнулся: ему нравились лифчики, которые расстегиваются спереди. С крючками шелкового бюстгальтера было покончено так же быстро, как и с пуговицами на платье. Зрачки Мадди расширились.
