Брайан увидел, как еще больше побледнело ее лицо — не лицо даже, а маска отчаяния. Скопившаяся в груди тяжесть отпустила его, словно подтаявший ледник, сползающий с вершины горы. За все годы, что они вместе, она еще ни разу ни о чем так горячо его не просила. Всегда она казалась такой сильной… волевой. И вот этот панцирь на его глазах рассыпался — сейчас он впервые увидел ее совершенно беззащитной.
Он взял ее на руки, осторожно положил на кровать и не отпускал до тех пор, пока дыхание не стало ровным. Рука у него занемела, но он не менял положения: ему хотелось убедиться, что она не проснется. Потом, лежа на спине рядом с Рэйчел, Брайан неожиданно для себя почувствовал, что из глаз к вискам текут слезы — скупые, горячие.
«Господи, если бы с ней что-нибудь случилось… Если бы ее покалечили… не знаю, как бы я смог без нее жить», — стучало у него в голове.
— Я люблю тебя, малыш, — шепнул он, повернув голову, чтобы лучше ее видеть.
В розоватом свете уличных фонарей ее точеный профиль на подушке казался прекрасной камеей. На гладком виске пульсировала маленькая жилка. Почему-то эта жилка наполнила сердце особой нежностью.
Что же с ними все-таки случилось? Почему ей так трудно было заставить себя рассказать ему о том, что с ней произошло? Ведь вначале они рассказывали друг другу буквально все… Они так любили, что временами Брайану представлялось, что сильнее их любви просто не бывает. Страсть, которую он испытывал, казалось, сорвала с него все защитные покровы, необходимые человеку, для того чтобы выжить в сегодняшнем мире. Так же и Рэйчел. Поэтому то, что каждый из них в конце концов вынужден был до известной степени уйти в себя, не поражало — таков естественный ход событий.
Но сейчас…
Брайан погладил нежную округлость ее щеки, с грустью подумав: «Пожалуй, мы зашли в этом слишком далеко…»
Ирония судьбы заключалась в том, что сегодня он любил ее ничуть не меньше, чем раньше. А может, и больше.
«Да, — съязвил внутренний голос, — но ты же любил и Розу. А в конце концов все же потерял».
Роза…
Достаточно ли для счастья только любви? Или Господь Бог успокаивает нас, заставляя считать, что мы хозяева положения, тогда как на самом деле мы лишь слепые котята?
Господи Иисусе, знать бы ответ! Знать бы, как… сделать так, чтобы все у них опять наладилось.
«Если бы у нее был ребенок… наш ребенок!» — в который уже раз подумал он.
Чувство утраты остро кольнуло сердце. Ему вспомнились разом все его братишки, которых мама приносила из роддома. Старшие всегда толпились у окна, наблюдая за тем, как папа помогает ей выйти из такси, — и в руках у нее непременный голубой сверток из шерстяного одеяла. Дома из свертка — о чудо! — вдруг появлялись малюсенькие пальчики, розовые пятки, и постепенно сладкий запах младенца наполнял всю квартиру, словно аромат свежеиспеченного хлеба.
