На следующий день я действительно сменила профессию. Когда Геральд был в офисе, я собрала чемоданы, захватив с собой все, что он когда-либо мне дарил, в том числе и кольцо с бриллиантом. Я оставила только кредитную карточку, поскольку Геральд все равно мог заблокировать ее. У меня было несколько сот марок и банковский счет, на котором лежали сбережения, сделанные мной еще в Гамбурге. Приехав на вокзал, я некоторое время в нерешительности стояла перед расписанием движения поездов. В конце концов я купила билет во Франкфурт, поскольку именно туда шел ближайший поезд.
Швейцар гостиницы «Франкфуртер хоф» был со мной очень любезен. Мои огромные чемоданы едва уместились в номере. Я позвонила Кларе и узнала от нее, что отец лежит в тюремной больнице с воспалением легких. В голосе Клары звучало беспокойство. Дав портье сто марок, я уговорила его присматривать за моими чемоданами, а сама на следующий день отправилась в Гамбург.
Клара встретила меня на вокзале, и, взяв такси, мы поехали в больницу. Я слишком привыкла к комфорту, и Клара упрекнула меня за то, что я бросаю деньги на ветер. По дороге она спросила о Геральде, и я вкратце рассказала ей историю своей любви, закончившейся полным разочарованием. Клара сказала, что Геральд звонил ей и требовал вернуть кольцо.
— Он был в ярости, Фея. Отдай ему бриллиант, и он оставит тебе другие драгоценности. Он заявил, что ты обокрала его.
— В сейфе не было денег. Я взяла только его подарки. Он настоящая свинья, Клара. С каких это пор ты боишься подобных людей?
— Я научилась плавать на спине. Когда смотришь снизу вверх, все кажется большим и опасным.
Клара заметно постарела. Она как будто решила больше не притворяться и теперь небрежно одевалась и почти не пользовалась косметикой. Ей больше не нужно было ни перед кем играть. С мужем она виделась раз в неделю, и это свидание длилось один час. Нынешняя Клара совсем не походила на прежнюю Клер, несгибаемую женщину. Ее жизнь вместе с жизнью Вондрашека шла под уклон, и все революции отошли в дальние дали.
Отец с трудом узнал нас. Мы сидели у его больничной койки в палате с серыми стенами и молчали. Он показался мне крохотным, съежившимся под серым одеялом. Его улыбка превратилась в гримасу. Я чувствовала запах смерти, и мне было страшно холодно, несмотря на стоявшую в больнице духоту. Отец взял мою руку в свои ладони. Он как будто хотел сказать мне то, что не успел за эти годы, но упущенных возможностей не вернешь, и он промолчал. Отец был слишком слаб. Я тоже хранила молчание, а Клара без умолку говорила, используя для выражения своей любви и заботы, как всегда, самые неподходящие слова.
