Вообще-то она об этом знала всегда. Знала с самого начала, несмотря на все проверки, обследования, лекарства, несмотря на сомнения Джефри относительно себя и целый полк привлеченных им врачей — она знала, что все дело в ней самой и ее состояние непоправимо.
Удивительно, но в тот момент, когда доктор сообщил ей официальное заключение, у Карен возникла идея отыскать свою родную мать. Впрочем, может быть, ничего странного в этом и не было. Возможно, это естественное желание всех повзрослевших бесплодных приемышей. Откуда ей знать. А сколько таких, как она, на свете, размышляла Карен. Составляем ли мы настолько значимую демографическую группу, чтобы быть заметным подмножеством диаграммы роста числа младенцев? Появились ли мы в списке Опра, и разработана ли уже программа из двенадцати этапов в поддержку нас как самостоятельной специфической группы?
Судя по самочувствию, ей сейчас не помешала бы помощь. Это расплата за то, что она была так счастлива прошлым вечером. Приз Оукли, блеск публики, счастье — все потускнело и как бы отошло в далекое прошлое, либо случилось в другой жизни. Опасно быть очень счастливой! Она — еще одно тому доказательство.
После почти тридцатимесячных попыток забеременеть, после проводимых по расписанию половых сношений, болезненных и унизительных тестов, обследований специалистами и консилиумами стало ясно, что у нее что-то серьезное. И нечему удивляться, убеждала она себя. Это не неожиданное событие. Просто наконец вынесено окончательное заключение — неизлечимое бесплодие. И не будет больше медицинских обследований, вагинальных термометров, врачебных визитов в середине дня в момент менструации. Никакой боли, затрат на лечение, никакой досады… И никакой надежды.
Она знала все это — и все же была ошарашена сообщением.
Не эта ли безнадежность породила идею отыскать свою мать? Карен не могла понять происхождения этого желания, этого стремления заполнить пустоту, которая — теперь уже ясно — не может быть заполнена рождением ребенка. Она не часто задумывалась о своей настоящей матери, а вот теперь потребность ее отыскать стала сильна до спазм в животе, до тошноты.
Она вспомнила Вилли Артеча; из всех событий прошлой ночи не потускнел только его образ. Разве Джефри не упрекал ее, что она помнит только плохое? Но она не властна над своими чувствами. Сейчас она сочувствовала умирающему Вилли Артечу, который хотел, чтобы о нем помнили его дети.
Ее желание завести ребенка не имело отношения к проблеме памяти, или почти не имело. Ребенок был нужен ей для того, чтобы наладить правильную жизнь, превратить ее и Джефри из супружеской пары в полноценную семью. Но, по каким бы причинам она ни хотела это сделать, этого не случится. Возможно, потому ей и стала так необходима встреча с матерью, с настоящей ее матерью.
