Он постучал по стойке, и появился хозяин.
– Доброе утро, Берт, как дела?
– Так себе, мистер Худ. Мне полпинты.
– Что у вас слышно новенького?
– Да ничего, мистер Худ, что тут может быть нового?
Берт одним глотком осушил две трети кружки и с сожалением поглядел на остаток. Хенсон переглянулся с хозяином.
– Налей мне, хозяин, стаканчик портвейна – и может, ты и этот джентльмен тоже со мной выпьете?
В трактире всякий посетитель – джентльмен.
Хозяин и Берт благоразумно предпочли горькое пиво.
– Мы с этим джентльменом, – сказал хозяин, желая показать, что он тоже знает толк в обхождении, – тут на«счет войны толковали.
– Угу, – промычал Берт.
– И я как раз джентльмену рассказывал про мистера Темплтона и молодого Билли Джадда.
– Угу, – сказал Берт. – Да что, их одних что ль по-: убивало?
– Вот ежели б вы видели наш новый памятник жертвам, сэр, то там имена всех павших смертью храбрых написаны, – обратился к Хенсону хозяин.
– Я видел его, когда шел сюда.
– Правда? Ну и как он вам показался?
– Очень красиво и со вкусом сделано, – храбро солгал Хенсон.
– Кучу денег стоил, правда, Берт?
– Угу.
– А ежели б вы знали историю всех людей, сэр, что убиты на войне… вот уж, право, есть о чем порассказать, cэp.
– Ну так расскажите.
Хозяин покачал головой.
– Ну-у, вы б тут до полуночи просидели, а я все бы еще не кончил рассказывать. А есть ведь и такие, чьи имена там и не написаны, но они тоже все равно, что мертвые. Да вот этот – молодой Мартин с фермы Бармингтона. Ты ведь его знаешь, Берт?
– Угу.
– Так вот, он ослеп, под этим, под Ипсом, сэр. А когда он из больницы святого Дунстана выписался, то был уже ни на что не годен, ни на какую мужскую работу. Теперь плетет коврики или что-то там еще. Конечно, платят ему пенсию, но на что человеку пенсия, коли он глаз лишился. Я тут видел его на прошлой неделе – проходил он со своей старушкой матерью, она его ведет, а сама смотрит на него так жалостно. Ну просто сердце переворачивается на это глядеть – и лицо у него все в шрамах, – а ведь красивый был парнишка, и мать-старуха теперь его за руку ведет, ровно ребенка. Она на него всю жизнь положила, всю жизнь. А ей уже и немного жить-то на этом свете осталось, совсем сдала она, а кто за ним тогда смотреть-то будет, куда он денется?
– В богадельню, должно быть, – сказал Берт.
– И еще есть два или три парня, сэр, из этих мест, так они в разных таких домах, а один – так в сумасшедшем, значит, доме, для психических. Ты тут был, Берт, когда Том Филпот тронулся?
