Тристан замер.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду… Что ты знаешь об этом?
— Ты не думаешь, что мне нужно знать все?
Она кивнула.
— Он принял ее обратно, потому что все еще любил ее и потому что она пообещала, что это в первый и последний раз, ведь она чувствовала себя такой одинокой из-за того, что он слишком усердно работал. Он принял ее обратно, и, когда она объявила, что беременна, он был вне себя от радости.
— Я знаю, что близнецы — не от Стюарта, — мрачно заверил ее он. — Я знаю, что они мне только сводные сестры.
— И именно это разбило его сердце, разве ты не понимаешь? Андреа никогда ему об этом не говорила. Она позволила ему думать, что они — от него, и продолжала встречаться с их отцом и до того, как они родились, и после. Когда он снова ее с ним застал, когда он сделал тест на отцовство и обнаружил правду… тогда их браку пришел конец, Тристан. Стюарт принимал супружескую измену близко к сердцу.
Он не был обязан ей верить, но поверил. Просто нельзя было не поверить. Но это возвращало их к его причине пребывания здесь, в Иствике. К причине, по которой он желал так страстно нанести поражение Ванессе.
— Именно поэтому он добавил то условие к своему завещанию, — медленно проговорил Тристан — тоном не вопроса, а утверждения.
Не потому, что он подозревал Ванессу в обмане, но из-за неверности его матери. Не единственный раз изменившей, как она внушала Тристану, но совершившей множество измен. И это показывало в истинном свете ее последующий выбор.
Ее согласие на развод.
Ее бегство в Австралию — в погоне за отцом близнецов.
Ее возражения, когда он стал оспаривать завещание Стюарта.
— Андреа знает, почему ты здесь? Это то, чего она хочет?
Когда он не ответил, Ванесса добавила:
— Я так и думала.
Но он действовал в этом направлении в течение двух лет и был убежден в правоте своих шагов даже сейчас. Он не остановится, не услышав правду от своей матери. И не обдумав — вдали от Ванессы, от ее зеленых глаз — все, что он узнал сегодня утром.
— Мне нужно идти. Я должен принять несколько решений.
Надежда затрепетала в ее глазах, как крыло птицы.
— Ты дашь мне знать… как только решишь?
— Тебе — первой.
Он кивнул, прощаясь, и сделал, может быть, десять больших шагов, прежде чем она его окликнула. Он остановился. Оглянулся через плечо и снова был потрясен тем, как она выглядела. Ее тело и ноги вырисовывались в солнечном свете сквозь тонкую как паутинка розовую ткань ночной рубашки.
— То письмо, о котором я тебе говорила, письмо от твоего отца, — я сохранила его копию. Она твоя, Тристан. Если хочешь, я могу пойти и принести ее тебе.
