— Боюсь, что сам я не смогу поехать туда, Ники, но за тобой отлично присмотрит моя экономка. Прошу тебя, поезжай, — на лице его сверкнула ослепительная мальчишеская улыбка. — Она избалует тебя до безобразия, и я не сомневаюсь, что ты будешь без ума от нее. Амелия просто чудо. Послушай, ферма расположена в чудесном краю, краю художников, его рисовали Сезанн и Ван Гог. Ты там прекрасно отдохнешь, я уверен. Поезжай без разговоров. Тебе надо заняться собой, урвать недельку-другую и расслабиться после ужаса Пекина. Подумай немного о себе.
Тронутая заботой, она немного смягчилась и обещала подумать, а вернувшись в Нью-Йорк, так и сделала. Мысль о сельском доме во Франции и возможности отрешиться ненадолго от забот посещала ее, к удивлению, все чаще и чаще.
В те редкие перерывы, что выдавались между съемками и монтажом фильма о событиях на площади Тяньаньмэнь и их последствиях, Ники размышляла, ехать ей или не ехать. Она никак не могла решиться, купить билет на самолет, сложить чемодан и пуститься в путь.
Ее сомнения развеял Арч. Когда фильм лежал в жестяной коробке, он признался ей, что выглядит она ужасно, хуже, чем когда-либо.
— Ты выработалась, — сказал он. — До конца года крупных дел не предвидится, так что хороший отдых тебе не помешает. Пользуйся случаем, Ник. Надо отдохнуть, ей-богу.
Когда же она забормотала что-то о том, что может случиться нечто важное, Арч расхохотался и пообещал, что он доставит ее самолетом откуда и куда угодно, если только где-нибудь начнется война.
Она рассмеялась в ответ, но все же возразила:
— Но я-то знаю, что мои дела не так плохи, Арч. Признайся, ты преувеличиваешь.
Его ответ был краток и точен:
— Ты выглядишь из рук вон, Ники, ни больше ни меньше.
Она взглянула на себя в зеркало и вынуждена была признать, что Арч прав. А в результате тщательного исследования пришла к выводу, что Арч даже приукрасил истинное положение вещей. Она определенно выглядела нездоровой. Лицо было необычайно бледно, измождено; под глазами — круги; волосы висят безжизненно, как пакля. И что еще хуже, глаза, всегда ясные, голубые, теперь тусклы, словно выцвели, если только такое вообще возможно.
Ники знала, что искусная косметика может скрыть некоторые недостатки от глаза камеры и она сумеет и дальше прятать явные признаки переутомления под изощренным гримом. Но приходилось признать, что глупо отказываться от отдыха, особенно принимая во внимание то, что телекомпания задолжала ей столько выходных. Она и в самом деле чувствовала себя измученной и опустошенной; теперь, по-видимому, это становилось заметно и окружающим. Итак, отложив зеркальце, она позвонила Кли, находившемуся в ту минуту у себя в агентстве в Париже, и сообщила, что не прочь принять приглашение, если, конечно, оно еще в силе. Кли был в восторге.
