Неожиданно у Кирстен перехватило дыхание, и пол закачался под ногами. Она взглянула на циферблат настенных часов, увидела время и с нарастающей тревогой спросила себя, не дожидаются ли все эти люди ван Бейнума.
— Боже праведный! — прогремел чей-то голос, и, обернувшись, Кирстен увидела направляющегося к ней стройного юношу. Его тонкое лицо было почти так же красно, как и его вьющиеся волосы. — Вы тоже на прослушивание? Вам на какое время назначили?
— На четыре, — кашлянув, ответила Кирстен.
— Великолепно! Это просто великолепно! — Молодой человек округлил глаза и кивнул в сторону тех пяти, у двери: — Вступайте в клуб. Подождите минутку, я принесу вам стул.
Кинув взгляд на часы, парень что-то пробормотал, чего Кирстен не расслышала, но могла себе представить.
Она опустилась на пластмассовое кресло с холодными металлическими подлокотниками, принесенное парнем, вздохнула и откинулась на спинку, закинув ногу на ногу. Прислонившись головой к стене, Кирстен положила ноты на колени, закрыла глаза и попыталась отвлечься. До чего же наивной она была, предполагая, что Наталья — единственная учительница в Нью-Йорке, знавшая ван Бейнума. Как же глупо было считать, что только ей выпала честь играть заезжей знаменитости. Существовали, вероятно, сотни страждущих пианистов, не говоря о скрипачах, виолончелистах, флейтистах и прочее, прочее, прочее…
Кирстен представила себе их всех, сидящих на таких же вот стульях, перед такими же вот дверьми по всему миру и ожидающих, чтобы кто-нибудь из великих прослушал каждого.
Кирстен горько усмехнулась. «Ничего не поделаешь, придется подождать», — подумала она, закрывая глаза и представляя себя играющей вещь за вещью всю приготовленную программу с триумфальной «Токкатой» в конце. Теперь юная пианистка могла позволить себе улыбнуться, вспомнив, что добилась совершенства в том, чем была занята несколько последних дней. Она штурмом одолела коварную маленькую пьесу и победила ее, укротила и заставила звучать по-своему.
Внезапная тишина заставила Кирстен очнуться и открыть глаза. Дверь в аудиторию была полуоткрыта, в коридоре оставалась одна-единственная девушка — ее соседка по очереди. Кирстен посмотрела на часы и охнула — почти шесть. Невероятно! Она вскочила с кресла, разбросав вокруг лежавшие на коленях нотные листы, и бросилась к рыжеволосому парню.
— Простите, — промямлил тот, переводя взгляд с одной девушки на другую, — вы слышали, что я сказал? У него больше нет времени. В шесть пятнадцать — новое прослушивание.
