Бездна обещаний | страница 2
Сумка становилась тяжелой. Женщина переложила ее из левой руки в правую и медленно потрясла затекшей кистью. Золотые брелки на браслете, который она носила, зазвенели. Этот счастливый звук заставил ее улыбнуться. Интересно, помнит ли он о браслете? Она задумчиво посмотрела вдаль. Сегодня вечером, после того как она скажет ему правду, они, вероятно, никогда больше не увидятся. Тяжело вздохнув, женщина вновь переложила из руки в руку свою сумку. То, что она должна сделать, было рискованно, но выбирать не приходилось. «Распалась связь времен», — едва шевеля губами, прошептала она.
Вдруг удар машины отбросил ее назад на тротуар. Пытаясь защитить руки, она вскинула ладони, браслет слетел, сумка выскользнула из пальцев, и подхваченные ветром листы нот, подобно заблудшим белым чайкам, вспорхнули и закружились высоко над головой.
Пока несколько прохожих ловили разлетевшиеся нотные листы, молодой человек, ставший невольным свидетелем несчастного случая, опустился рядом с женщиной на колени и взял ее за руку, стараясь нащупать пульс.
Но увидев серебристые локоны, выбившиеся из-под съехавшей набок шляпки, и прекрасное, вдохновенное лицо, он завороженно уставился на бедняжку. Было в ней нечто такое, что заставило его на мгновение забыть обо всем на свете. Однако тут появился какой-то мужчина. Подняв разбившийся браслет, он положил его в карман своего пиджака, а затем, горячо шепча ее имя, обхватил голову женщины ладонями.
Но она не слышала ни его шепота, ни воя сирены машины «Скорой помощи», мчавшейся на всех парах в Беллевью. Она не слышала ничего, кроме музыки, нежно звучавшей в голове. Это был ее любимый Клод Дебюсси, его импрессионистский шедевр «Отражения в воде».
В палате неотложной помощи огромного госпиталя она открыла глаза. Яркий свет ударил ей прямо в лицо. Но сейчас она видела другие огни. Она вздохнула и вновь закрыла глаза. Музыка стихала. Вскоре все, что она могла слышать, были аплодисменты.
Анданте
1946–1952
1
— Браво! Браво!
— Бис!
Встав из-за фортепьяно и выйдя на залитую ярким светом софитов авансцену, она грациозно опустилась на одно колено и склонила голову. Аплодисменты продолжали парить, кружиться вокруг нее, словно теплые, плотные волны, придавая силы и поднимая ее все выше и выше.
— Браво!
— Браво, Кирстен, браво!
Ее огромные васильковые глаза наполнились слезами, превратив их в призмы, излучающие на аудиторию все цвета радуги. Ошеломленная и покоренная восторгом публики, она широко раскинула руки, словно желая обнять весь зал. Публика ответила на этот жест, встав как один человек с кресел и устроив ей бурную овацию.