— Ага! Есть идея! — Взволнованная наставница почти швырнула чашку с блюдцем на старинный мраморный столик и дважды хлопнула в ладоши. — Эдуард ван Бейнум из «Амстердам Концертгебау» приезжает сюда на следующей неделе дирижировать в филармонии. Мы с Эдуардом старые друзья, а у него связей как ни у кого из известных мне музыкантов. Постараюсь договориться, чтобы он прослушал тебя. Точно, — Наталья выразительно вскинула свою аристократическую головку, — именно это я и сделаю! — Но, взглянув на загоревшееся лицо Кирстен, категорически предупредила: — И в мыслях не держи играть ему Рахманинова!
— Но…
— Никаких «но». Без оркестра, как бы гениально ты ни играла, мы произведем лишь половину эффекта. Нет, Киришка, для ван Бейнума мы должны подыскать что-то особенное, что-то поразительное. И я знаю такую вещь! — Порывшись в нотах, Наталья наконец нашла, что искала, и замахала выбранными листами над головой. — Вначале мы преподнесем ему Шумана, Грига и, может быть, Мендельсона или Листа, а потом, дорогая моя Киришка, мы выдадим вот это — «Токкату» Прокофьева.
Наталья бросила кипу нот Кирстен и отступила на шаг, внимательно вглядываясь в глаза своей ученицы. И она не ошиблась. При виде такого множества страниц, усеянных, словно небо звездами, мириадами тридцать вторых и шестьдесят четвертых, Кирстен побледнела.
— Не пугайся, Киришка, ты очень быстро справишься с ними, обещаю тебе. А теперь отправляйся домой и занимайся только этими нотами. Зубри их, пока они не пропитают тебя всю, а потом начни работать над пальцами. — Наталья поцеловала Кирстен в обе щеки и проводила до двери. — И запомни — больше над концертом не работать. Теперь ты займешься исключительно мистером Прокофьевым.
Наталья позвонила на следующее утро и сообщила, что на самом деле договорилась с ван Бейнумом о прослушивании Кирстен в среду в четыре часа, в «Карнеги-холл», комната 851. Кирстен повесила трубку, вся дрожа от возбуждения. Ровно через пять дней она будет играть всемирно известному Эдуарду ван Бейнуму. Пять дней. Кирстен тряхнула головой; ей бы следовало прыгать от счастья, но паника словно налила ноги свинцом. Пять дней. И ею овладело смешанное чувство приподнятости, восторга и детского ужаса. Кирстен несколько раз судорожно сглотнула и приказала себе успокоиться. Настал момент, о котором она мечтала, ради которого так упорно трудилась и которого так ждала. Теперь Кирстен намеревалась не упустить ни секундочки грядущего триумфа. Стиснув зубы, она собралась с духом, настраиваясь на предстоящую «битву с Прокофьевым».
