Покинув, вновь «не открытой», «Стейнвей», Кирстен решила утешить себя, зайдя в «Джозеф Пательсон» — престижный музыкальный магазин на Западной Пятьдесят шестой улице. Девушка бережно сжимала в руках дешевенький пластиковый кошелек со всеми своими сбережениями за месяц. Концерты, на которых выступала Кирстен, требовали дополнительных уроков, а стало быть, и новых нот. Возросшие расходы тяжким бременем ложились на и без того скудный бюджет родителей, и потому, несмотря на их протесты, Кирстен настояла на том, чтобы зарабатывать самой. По субботам она присматривала за детьми, а по воскресным вечерам работала в кондитерской на углу. Раз в месяц, собрав заработанное, Кирстен отправлялась в «Пательсон». На этот раз ей удалось заработать вполне приличную сумму: денег наконец должно было хватить на «Фантазию» Шумана и полное собрание прелюдий Шопена, разучить которые требовала от нее Наталья.
Найдя нужные книги, Кирстен покопалась в обширных нотных запасах «Пательсона», а потом перешла в зал, где продавались пластинки, и стала медленно перебирать их. Дойдя до буквы «И», Кирстен вдруг вспомнила, что Майкл Истбоурн недавно записал Второй фортепьянный концерт Рахманинова с пианистом Рудольфом Серкиным и Лондонским симфоническим оркестром. Дрожа от волнения, она начала поиски в плотном ряду пластинок на букву «Р».
Всякий раз, натыкаясь на очередное произведение Рахманинова, Кирстен чувствовала, как все внутри у нее сжимается и тут же отпускает, стоит только прочесть имя дирижера на обложке альбома. Мюнх. Стоковский. Орманди. Опять Мюнх. Бихем. Жель. Кирстен глубоко вдохнула и задержала дыхание. В ряду оставалось всего две пластинки, когда она нашла то, что искала.
Майкл Истбоурн был изображен на обложке с поднятыми вверх руками, дирижерская палочка легко зажата в правой руке, лицо обращено к Серкину, сидящему за фортепьяно. Кирстен какое-то время стояла в оцепенении, не в силах даже снять альбом с полки, чтобы подробнее рассмотреть его. Когда же ей это удалось и она с жадностью стала вникать в каждую деталь портрета, она была уже не в магазине у Пательсона, а там — в «Карнеги-холл», на своем любимом концерте, три года назад. Тогдашний вечер произвел на девочку столь неизгладимое впечатление, что даже теперь одно лишь жгучее воспоминание о нем вызвало на глазах Кирстен слезы.
— Простите, мисс, но мы закрываем.
Кирстен так напугал тихий мягкий голос за спиной, что она едва не выронила пластинку. Моментально взяв себя в руки, Кирстен обернулась и, поблагодарив продавщицу с легкой неуверенной улыбкой, пошла к выходу. Она была в довольно затруднительном положении, понимая, что не сможет купить одновременно и ноты, и альбом. На решение ушло не более пяти секунд. С легкими угрызениями совести Кирстен поставила ноты на место и, зажав пластинку под мышкой, направилась к кассе.
