— Доброе дело, — возвел дьячок взор к потолку воеводской.
— Знаю, — усмехнулся с самодовольством воевода. — Только дело-то не так быстро делается, как сказка сказывается…
Пахомий в знак согласия молча кивнул.
— И кто же был следующим удельным князем в Курске? — посчитав тему обновления крепости законченной, продолжил расспрос Алексей Семенович.
Его интерес к истории города не только не пропадал, но с каждой минутой, к вящей радости дьячка, возрастал. Потому Пахомий, словно ожидая этот вопрос и готовясь к нему, зачастил:
— А вторым князем был тут старший сын Мстислава Великого и внук Владимира Мономаха — Изяслав Мстиславич. Воитель известный. С курской дружиной на полоцких князей хаживал и рать победную над ними имел. Но вскоре, — наморщил дьячок лоб, видимо, силясь вспомнить дату, — уступил род Мономаха Курск роду Ольговичей. И случилось то вскоре после Супойской битвы в 1136 году по Рождеству Христову, когда Ольговичи одержали победу над Мономашичами.
Алексей Семенович молча взирал на рассказчика, не перебивая. А тот, видя это, продолжал:
— Сначала на курском княжении был Глеб Олегович, который здесь и умер через два года после жестокой стычки с половцами, приходившими под стены града. Град степняки не взяли, а князя, видать, сильно изранили… А после него в Курске княжил его меньшой брат Святослав, к этому времени изгнанный новгородцами по решению веча — сиречь народного собрания.
Услышав про вече и изгнание князя, Шеин, не терпевший народного самоволия, поморщился, но спросил о другом:
— А могила князя Глеба где?
— Должна была быть в Курске, — смутился Пахомий, не ожидавший такого вопроса. — Но где — того не ведаю, — развел для убедительности руками. — Годы… иго татарское… слабая память людская… Вот и затерялась за временем… — вздохнул с сожалением.
— А вот в Киеве, сказывают, и могила Олега Вещего сохранилась, и могила Аскольда, и могила Дира… А они-то жили куда ранее.
— Так то Киев, — вновь плеснул руками в разные стороны дьячок. — Мать городов русских…
— Теперь мать городов русских — Москва! — назидая, поиграл перстом и золотым же на нем перстнем с камнем-лалом Алексей Семенович.
— Конечно, конечно, — тут же согласился Пахомий, утвердительно закивав бородкой. — Об ином и речи быть не может… Москва — она ныне всему голова! Третий Рим, как некогда нарек ее великий князь и царь Иван Васильевич Грозный. А знает ли добрый воевода, — скользнула едва уловимая лукавинка в глазах дьячка, — что впервые Москва упомянута в связи с курским князем Святославом Олеговичем? Следовательно, она моложе Курска будет.
