На стене, по которой двигаются все также гуськом, тоже не совсем ладно. То корзина старая, перевернутая кверху дном, встретится, то плетушка раздрызганная, перегораживающая весь проход, попадется. Словом, беспорядок.
— Лодыри, изверги, — серчает Шеин на сопровождавших, а те только виновато прячут взоры да друг с другом тишком переглядываются.
Но вот дошли до первого выступа в стене. На нем-то, как правило, в дни опасности затинщики со своими затинными пищалями службу правят. Отсюда можно вести огонь вдоль стены. И вправо, и влево. Вплоть до башен.
— А сруб-то еще ничего, — потрогал руками бревна опалубки выступа Шеин. — Послужит годок-другой…
— Крепенький, крепенький, — опережая друг друга загомонили сопровождавшие. — И не годок, и не два послужат, а лет так с десяток, с десяток…
— Крепкий, — подтвердил и Фрол, но более для себя, чем для воеводы.
Вдруг откуда ни возьмись при замершей, задремавшей тихости, когда даже листок не шелохнется, набежал резкий поток ветра. Крутанув у подножия стены пыль, солому и куриные перья, подскочил к вершине стены. И не успели служивые люди даже ойкнуть, как ветер уже сорвал с воеводы шапку и сбросил ее за тын. А оттуда, не успокоившись содеянным, погнал-покатил ее к обрыву над Тускорем.
— Держи, лови, — загалдели приказные, суматошно бегая вдоль тына.
Растерялся и воевода, не зная, что предпринять. Не прыгать же со стены за шапкой.
— Тять, а тять, — подскочил Семка к отцу. — А ну снимай свой кушак да опускай меня га нем за тын.
— А ты не оборвешься? — засомневался Фрол. — Тут высоко, сажени две будет… Покалечиться можно.
— Снимай, не рассуждай, — ухватился за Семкины слова Афанасий Строев. — Не покалечится…
— А то, ей-богу, в Тускорь унесет. Тогда, считай, пропала шапка, — ввернул словцо и казачий голова Щеглов.
— Ну, сын, держись, — снимая с себя кушак и передавая один его конец Семке, молвил Фрол. — Семи смертям не бывать, а одной не миновать.
— Типун тебе на язык — ругнул Фрола кто-то из сердобольных приказных. — Нашел время зубы чесать.
И не успел Семка ухватиться черными от загара и грязи ладонями за конец кушака, как тут же десятком сильных мужских рук был перенесен за тын. Длинны кушака не хватало, и Семкины исцарапанные ноги задрыгали в пустоте.
— Спускайся! Прыгай! — раздались советы со стены.
Поджав немного ноги под себя, Семка отпустил конец отцова кушака и… оказался на земле. Сделав кувырок через голову, он тут же встал на ноги и стрелой метнулся к обрыву над Тускорем.
