Неуклюжие пальцы Васи вдруг приобрели чрезвычайную гибкость. Бережно, четко выверенными движениями он извлекал из ящика бруски и ласково, словно то были живые существа, в понятном одному ему лишь порядке укладывал их в коробку. Этому занятию он мог предаваться вечность. Как пьяницу от бутылки, его невозможно было оторвать от снаряжения бомбы, пока он сам не решал, что дело сделано и сделано хорошо. Само лицо его неузнаваемо менялось, его словно озаряло некое внутреннее сияние. Он пьянел от чуть уловимого специфического запаха динамита, впадал в мистический, неведомый для непосвященных транс.
Когда коробка была заполнена, Вася с явным сожалением, тяжело вздохнув, закрыл и задвинул обратно под диван ящик с остатком динамитных шашек. Потом подошел к пузатому купеческому комоду и извлек из его чрева картонку, в которой хранил взрыватели. Нежно, как елочную игрушку из хрупкого, невесомого стекла, закрепил взрывное устройство в заранее оставленном пазу.
Через пять минут бомба была полностью снаряжена и перевязана многократно прочным шпагатом. В крышке было оставлено отверстие, прикрытое аккуратно вырезанным квадратиком клеенки, которое позволяло исполнителю акции привести в действие взрыватель, имеющий замедление примерно на тридцать секунд.
Закончив работу, Вася еще некоторое время любовался творением своих рук. Наконец, он стряхнул оцепенение и позвал Барановского. Настенные часы-кукушка к этому времени уже показывали шестой час. Барановский чувствовал себя прескверно, его бил колотун. Не от волнения перед актом — у него начинался тиф, но сам он этого еще не знал. Чтобы сбить озноб, боевик достал из шкафа бутылку с «керенской водкой» — так называли денатурат за зеленоватый цвет, схожий с цветом ассигнаций канувшего в Лету Временного правительства. Налил себе стопку и жадно проглотил жгучее зелье. Предложил Васе, тот отказался — на работе он никогда не пил…
Вернулись Соболев и Черепанов, с ними несколько боевиков и бесцветная женщина лет тридцати — Настасья Корнеева, хозяйка квартиры, приятельница знаменитой Маруси Никифоровой и сожительница Александра Восходова, правой руки Петра Соболева.
Боевики были люди разные, они и одеты были кто во что, но во всем их облике проскальзывало какое-то неуловимое сходство. Скорее всего, въевшаяся под кожу, как угольная пыль у шахтеров, готовность к мгновенному действию, физически ощущаемая направленность на одно, и нехорошее, дело. В то же время незаметно было той нарочитой развязности, разболтанности, порой истерического надрыва при очевидном отсутствии культуры, что характерны для чисто уголовных сообществ.
