— Да не «да ладно», — нахмурился Полукров. — Что за топорная работа? Ты помнишь, как Ванька Булава подписался на поимку Старооскольского Душителя?
— Ну, помню. И что?
— Пришел к нему в логово, пока тот спал. Выстрелил в лоб. Затем взял его пистолет, шмальнул в стену, от которой стрелял, и вложил покойничку волыну в руку. Вот и все. Чистая работа. А что ты там за карнавал с веслом устроил?
— Тёма, я реально оступился, и автомат мой в сугроб нырнул. Но тогда я в таком зверином бешенстве был, знаешь ли… Как подумаю, что с теми детьми, которых они варварам в пустошах продали…
— Ты хоть спросил, что с детьми? Успел?
— Успел. У того, который сварился. Последних еще в сентябре они продали. Так что нет шансов вызволить их. Прошли через перекупщиков и сгинули давно. А старшему я хребет поломал веслом. Он не сразу помер. Просто двигаться не мог. Я его сынка сварил у него на глазах. Сейчас жалею, конечно. Какими бы они тварями ни были… Я же не такой. Но в тот момент озверел просто. Я и хотел, чтоб он видел, как я в котел его сынка башкой. Чтоб хоть немного почуял то, что родители всех тех детей…
— Ты, Паша, на будущее просто запомни…
— Да все я знаю, — поморщился Ходокири. — Задолбал уже меня учить.
— Не перебивай. — Артем нахмурился. — С умом надо дело делать. Ты ведь и время потратил, и силы, и топливо. Сам рисковал. А в итоге твой заработок едва не оказался в кармане судьи. А могло быть еще хуже.
— Да ведь все же обошлось.
— А если б я не появился?
— Ладно тебе, Артемка. Тоже мне, пуп земли. Я, чай, не пальцем деланный. Ты лучше скажи, нашел ее?
Артем вздохнул. Конечно, Павел имел в виду девушку без одного глаза, да к тому же рейтаршу. Да к тому же со странным именем Химера, которое давало повод думать, что жуткие истории про призрачную наездницу имеют непосредственное отношение к ней. Особенно учитывая тот факт, что в прошлом году она в Острогожской зоне показала настоящие чудеса, входя в контакт с аномалиями, которые для простых смертных были смертельными. Однако не это больше всего терзало душу Полукрова, а то, что тогда, столкнувшись с ней среди аномалий, перестрелок, молний бушующей грозы и выстрелов летающей крепости из южного Оазиса, он почувствовал то, чего всегда сторонился и от чего прежде судьба его миловала. И нет, это было не чувство товарищества и братской любви к соратникам, Павлу Ходокири, Ивану Булаве и Мустафе Засолю. Не трепетное отношение к своему мотоциклу, присущее каждому рейтару. Не генетическая любовь к родной земле, пусть и поруганной много лет назад. Он просто почувствовал нечто к женщине. Пусть и одноглазой.
