Это было, пожалуй, самое счастливое мое лето. Радости детей усиливали ощущение счастья и у нас, взрослых. А дети словно оказались в сказочной стране. Вылезут утром из палаток — в двух шагах ждут их омытые росой кисти спелой дикой клубники. Полакомившись ягодами, можно сбегать к старой черемухе возле устья Акаваса. В ее густой, раскидистой кроне обитает семейство рябчиков. Интересно понаблюдать за их суетой, людей они не боятся. А тут еще к бурному восторгу нашего младшего поколения повадился подглядывать за нами любопытный зайчишка. Сядет поодаль, поглазеет на нас, пошевеливая ушами, и ускачет до следующего утра.
Днем — купание вволю. И к рыбалке дети приохотились. Сделали мы им коротенькие удочки с толстыми, чтоб не запутывались и не рвались, лесками, с крупными крючками: пусть, дескать, научатся насаживать червяков и закидывать их в реку. И поди ж ты — даже на такие примитивные снасти нет-нет да зарилась рыба. Вижу однажды: мой четырехлетний парнишка «воюет» с кем-то. Перекинул удилище через плечо и то шагнет вперед, то попятится. Подбежал я к нему, перехватил! удилище и… выволок на берег солидного, килограмма на три, жереха. Доныне хранится в нашем семейном фотоальбоме снимок: гордый рыболов держит, поднатужившись, на весу рыбину длиной чуть меньше его собственного росточка.
Всесоюзный водный туристский маршрут по верховьям Белой к этому времени уже приобрел довольно широкую известность. Теперь частенько мимо нас проплывали на резиновых надувных плотах ватаги любителей путешествий. Иногда мы перекликались с ними, узнавали, кто откуда. Плыли чаще всего уфимцы, москвичи, свердловчане, магнитогорцы, была одна группа даже из Чехословакии. Словом, людно стало на реке.
Как-то проплывали двое москвичей на байдарке. Один работал веслами, второй на ходу размахивал спиннингом, закидывал то влево, то вправо блесну. За байдаркой тянулся длинный «хвост»: насаженные через жабры на капроновый шнур живые рыбины, главным образом щуки. Рыболовы эти пристали к берегу ниже нашего бивака, в конце переката, принялись обустраиваться на ночь. Ничего против такого соседства мы не имели бы, но один из них, дюжий парень, пришел с топориком в березняк, начал валить молодые деревца. Пришлось поскандалить с ним. Мы возмущенно кричим, а он, не обращая внимания на наши крики, рубит. Что мы могли предпринять? Устроить драку, кинуться с топором против топора?
Утащил парень срубленные березки на свой бивак. Смотрим, поставили палатку и соорудили несколько треног. Затем поотрубали головы щук, подвесили тушки в этих треногах, накрыли зелеными ветками и развели внизу дымные костерки, решили, стало быть, подвялить свою добычу в дыму. Что у них из этого получилось — трудно сказать. Уплыли москвичи через два дня, оставив на мелководье множество щучьих голов с разинутыми страшными пастями. Это было жуткое зрелище, оказавшееся предвестием беды. Надвигалась беда на нашу прекрасную, песенную реку, на ее рыбное богатство, на первозданные ее берега, на светлоструйный Акавас.
