Я окинул взглядом лужайку. Между тем кто-то поставил диск с песнями Эдит Пиаф. Уже не вполне трезвая Бабетта, облаченная в широкое черное полупрозрачное платье, неуверенно пританцовывала под звуки «Non, je ne regrette rien…».[3] «Если разбитые стекла и поджоги не произведут должного эффекта, нужно будет вывести борьбу на уровень повыше», — подумал я про себя. Под предлогом знакомства с производителем грошового вина можно выманить эдакого голландского «помещика» из дому, чтобы потом посреди кукурузного поля отделать его как следует, не кулаками, нет, чем-нибудь повнушительнее, бейсбольной битой, например, или цепом.
Или, увидев, как один из них пересекает дорогу, возвращаясь из супермаркета с полной сумкой багетов и красного вина, слегка прибавить скорость своего автомобиля. Чистая случайность. «Совершенно неожиданно он вынырнул прямо перед капотом», — всегда можно оправдаться потом или вовсе промолчать, бросив голландца на обочине дороги, словно задавленного зайца, но по приезде домой на всякий случай ополоснуть бампер и крыло. Все средства хороши ради того, чтобы вбить им в голову одну-единственную мысль: вам здесь не место! Проваливайте к себе домой! Играйте во Францию в собственной стране, с багетами, сырами и красным вином, но не здесь!
«Паул! Паул!»
В центре лужайки Бабетта в своем развевающемся одеянии, в опасной близости от факелов, протягивала ко мне руки. «Милорд!» — гремело из колонок. Танцы. Танцы на траве с моей невесткой. Как сыр в масле. Я огляделся и обнаружил Клэр у стола с сырами.
Беседуя с безработной актрисой, она бросила на меня взгляд, полный отчаяния. На вечеринках в Голландии этот взгляд означал: «Пожалуйста, пойдем домой». Но здесь пойти домой мы не могли, обреченные участвовать в этом фарсе до самого конца. Завтра. Завтра мы уедем. Сейчас ее взгляд молил об одном: «Помоги!»
Жестом я заверил свою невестку, что не сейчас, но позже обязательно с ней потанцую, и направился в сторону сырного стола. «Так смейтесь же, милорд! Так пойте же, милорд!» — заливалась Эдит Пиаф. Среди сотни голландцев с их загородными домами в Дордони, без сомнения, найдутся тупоголовые, продолжал я свой внутренний монолог. Такие, кто прячет голову в песок и упорно отказывается понимать, что они здесь нежелательные чужестранцы. Которые вопреки всему будут продолжать настаивать на том, что выбитые стекла, поджоги, избитые и попавшие под колеса соотечественники — дело рук «деградировавшего меньшинства». Может, этих болванов стоит спустить с неба на землю более жесткими методами?
