— Очень интересно, — говорю я, принимая у него чашку чая, снова бросаю взгляд на стену и уточняю: — Фотографии.
Он важно, с гордостью кивает:
— Гамбия, 2004-й. А это — Кения. Зимбабве и Танзания. Национальный парк Крюгер.
— Поразительно! — Я думаю про его благотворительные деяния. На одном снимке он запечатлен в окружении африканских ребятишек, тонких, как карандаши. Палмер улыбается из-под фуражки цвета хаки, у ребятишек глазищи круглые, как у филинов.
Мистер Палмер переходит к иной теме:
— Я пригласил вас, мисс Джерард, чтобы обсудить круг ваших обязанностей.
Сердце замирает, отказываясь биться, пока не выяснится, что имеет в виду директор.
— Надеюсь, я не совершила чего-то дурного?
— Отнюдь, мисс Джерард. Сильвия вами очень довольна, говорит, вы прекрасно заботитесь о девочках. И, принимая это во внимание, мы намерены расширить нашу программу ЛОСП.
Я недоуменно таращусь.
Мистер Палмер расшифровывает:
— Личное, общественное и санитарное просвещение. Все, что может тревожить, волновать наших девочек. В этом роде. — И отводит глаза, явно смущенный тем, что подразумевает под личными проблемами девочек-подростков. — Короче говоря, мы подумали, что вы как нельзя лучше подходите для этой работы. Конечно, у нас есть преподавательница для этих занятий, но она очень загружена — на ней спортивные секции. Ну, что скажете?
— Я не уверена, что… — Я отхлебываю чай и вместе с ним проглатываю то, что мне на самом деле следовало бы сказать. — Не уверена, что я именно тот, кто вам нужен для этой работы, хотя и польщена вашим предложением.
Что, по его мнению, мне известно о девочках-подростках? Какая им от меня польза?
— Вы не совсем поняли, мисс Джерард. — Директор улыбается, но не надо большого ума, чтобы понять: он недоволен. — Я не спрашиваю, согласны ли вы. — Ледышки голубых глазок буравят меня, выжидают, приказывают согласиться. — Нам очень нужна ваша помощь.
Резким вдохом я перебиваю подступившую икоту.
— Понятно. — Я смотрю на мистера Палмера. Эта комната, его ответный взгляд будят что-то в душе. Тугой страх стягивает ребра, стесняет дыхание. Слова застревают в горле, но я все же выталкиваю их, сухие, как наждак, немыслимые. — Мы… мы знакомы?
Все дело в его коже, в пергаментных складках на острых скулах. В сутулой спине. Во взгляде, лучом прожектора блуждающем по моему лицу.
Я поспешно меняю тему. Не желаю слышать ответ, потому что, если мы знакомы, я не смогу здесь остаться. А больше мне деваться некуда.
