— И буду ходить, если нужно! И тебя не спрошу, — упрямо ответила Ирина, повернувшись к ней. — Пускай говорят, что хотят. Я знаю, что ко мне ничто не прилипнет. А все-таки, когда я с ним бываю, он так не напивается.
— Ну и делай, как знаешь! — совсем раскипятилась няня Саша. — Наплевать мне на вас на всех. Помереть бы скорее, чтобы глаза мои вас не видели. Но вот тебе мое слово: если еще раз в ресторан за ним побежишь, я тебя за руку оттуда вытащу!
Ирина промолчала.
— С чего это Радий так напустился на вас? — спросил я ее.
— Не могу себе представить. Правда, у него бывали и раньше такие вспышки, но всегда по какому-то серьезному поводу. А нынче он взорвался из-за совершеннейших пустяков. Дело в том, что он купил себе… — Тут Ирина вдруг запнулась и, дружески глядя мне в глаза, сказала: — Знаете, а все-таки я лучше не буду говорить вам об этой покупке, раз он так болезненно к этому отнесся, точно с ним могло случиться что-то ужасное, если бы я произнесла это слово…
На столе появился кипящий самовар, и няня Саша, не внимая моим уверениям, что я только что выпил два стакана, налила мне какую-то особенную, старинную разлатую чашку с букетами незабудок по голубому полю.
— Два стакана — разве это чай? — приговаривала она при этом. — Помнишь, бывало, как мы с тобой и с твоим отцом за ягодой в тайгу пойдем, так всю ночь до бела у костра сидим, чай пьем. Сколько котелков перекипятим — не сосчитать.
Няня Саша была большая охотница ходить в лес. Помню, как мы с отцом и с нею забирались в непроходимые дебри, ища новых ягодных мест, вязли в болотах, попадали под проливной дождь, однако все это было ей нипочем. Я не встречал другого такого покладистого спутника, так любившего и понимавшего тайгу, как она. Все в лесу ее радовало и занимало: невнятное бормотанье тетерева, доносившееся на зорьке из березового леска, розовый отблеск солнечных лучей, проникающий сквозь редкую пелену тумана в темный сосновый лог, косой полет белки-летяги, похожей на скользящий по воздуху пушистый платочек.
Ягоды, грибы, черемша были для нее предлогом, чтобы пойти в лес. Она не горевала, если мы ничего не находили, однако, чтобы чем-то оправдать перед домашними свои отлучки, приносила домой то веников, то бересты на растопку, то сухих шишек для самовара.
Мне кажется, что именно няня Саша научила меня видеть в природе то, что не всякому бросается в глаза. Зимой ей не приходилось ходить в лес, но как только наступала весна, она начинала нас тормошить. Отца иногда не пускала работа, а я тогда еще был мал и глуп, чтобы понимать всю прелесть весеннего леса.
