Происшествие, едва не ставшее смертельным для рулевого Пьера, доказывало, что добрая воля тут бессильна. Нападавший подплыл тайком, с ним было много соплеменников, которые держались в нескольких метрах от судна.
Видя миролюбие белых, туземцы в своей людоедской наивности полагали, что их план легко осуществится. И теперь поспешно отступали, вкладывая в яростные крики всю свою ненависть.
В отчаянии от неудачи, чернокожие открыли с берега яростный огонь, а матросы даже не потрудились спрятаться за бортами корабля.
Залп, произведенный из дрянных кремневых ружей, наделал много шума и напустил дыма.
Молодой командир, видя беспорядочную толпу чернокожих, среди лиан и широколистных зарослей на берегу, приказал приготовить к бою небольшую митральезу[12] на носу судна.
— Все готово? — спросил он спокойно.
— Готово, командир, — ответил артиллерист.
— Хорошо.
Первый помощник капитана и небрежно опершийся на ружье огромный матрос по имени Ивон наблюдали за чернокожими и обсуждали ситуацию.
— Как вы полагаете, месье, — спросил Ивон, — это они похитили доктора две недели назад?
— Думаю, они.
— Но ведь доктор — бывалый моряк! Как этим негодяям удалось обвести его вокруг пальца?
— Трудно сказать, но факт остается фактом: он отправился собирать растения и не вернулся.
— Доктор такой ученый человек! И что за охота собирать растения, раскладывать их по жестяным ящичкам непонятно зачем… Неужели, — перескочил Ивон на другую тему, воодушевленный благосклонностью командира, — здешние негры — людоеды?
— К сожалению, да. Поэтому надо как можно скорее отыскать нашего бедного друга.
— Думаю, вы зря волнуетесь, капитан. Понимаете, не в обиду будет сказано, доктор очень худ… И наверное, мясо его жестковато.
Офицер в ответ лишь улыбнулся.
Прошло пять минут. Шлюп поднимался к ревущим вдали порогам, на пути к которым перегораживали русло примерно пять десятков пирог[13], выстроившиеся в ряд. Длинный канат из растений, перекинутый с одного берега на другой, из-за быстрого течения с трудом удерживал суденышки на одной линии. Другие лодки молча сопровождали шлюп на почтительном расстоянии.
— Громы небесные! Ну и жарко будет! — проворчал старый комендор[14] и, достав из отворота берета большой кусок жевательного табака, засунул его за щеку.
Вдруг воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь кашлем машины, а через мгновение нападавшие, словно собранные со всего Африканского континента обезьяны-ревуны[15], цапли-дуралеи и лягушки-быки
