Я опять пошел к своим ученикам.
Тревор, тихий, как ангел, что-то считал на логарифмической линейке; Бенни усердно вникал в простейшую радиосхему. Ей-богу, зря я принимаю близко к сердцу чужие козни. Так хорошо знать, что ты можешь быть спокоен за свое положение на службе! В конце концов, мой отъезд в Америку может и сорваться — ведь это надо учитывать!
Через несколько дней я вел занятия в лаборатории с одним из младших классов. Это был сдвоенный урок, последний по расписанию, во время которого школьникам полагалось ставить опыты. Дети устали. Я тоже. На последних двух уроках, сильно за полдень, все и так сидели вареные, а сегодня томила еще и влажная духота. Видно было, как на том краю двора, прямо на макушках лип, громоздятся рыхлые серые тучи, а по ощущению они громоздились прямо на моей собственной макушке.
Я решил сделать себе послабление, переняв неоценимый опыт Болшоу. Вместо того чтобы попробовать чему-то научить детей, я велел им открыть тетради и про себя повторять к экзамену пройденное. А сам плюхнулся в свое кресло.
Какое-то время меня занимали раздумья о личных делах. В классе стояла тишина. Я думал о Миртл, об отъезде в Америку — боязнь навек очутиться в замкнутом пространстве тучей затмевала мне свет счастья. Тучи, повсюду тучи. Мальчишки начали перешептываться — видно, повторение про себя утратило прелесть новизны.
Я стал расхаживать по классу, мерным шагом обходя столы. Мальчишечьи лбы блестели от пота. Волосы слиплись, воротнички потеряли свежесть. Те, кто добросовестно занимался повторением и потому не чувствовал за собой никакой вины, поглядывали на меня с упреком. Я делал непроницаемое лицо и следовал дальше. На полу валялись бумажки от ирисок. Я наугад взял полистать чью-то тетрадь и обнаружил в ней рисунок, который, видимо, все это время ходил по классу. К предмету, который повторяли школьники, рисунок не имел ровно никакого отношения. Я разорвал его и обрывки оставил на столе. И снова сел на место.
Рисунок навел меня на размышления. «Почему, — спрашивал я себя, — они пустили по классу эту бумажку, которая отвлекает их от изучения магнитного поля Земли?» «Потому, — отвечал я себе, — что бумажка в миллион раз интереснее». С незапамятных времен сюжет, изображенный на ней, волнует воображение человечества. Магнитное поле Земли — нет. Ребячьи головы вновь молчаливо склонились над тетрадями. Эх вы, бедняги!
Раздался звонок с урока. Головы поднялись, словно по команде. Я дрогнул.
